"Людмила Козинец. Сегодня и ежедневно" - читать интересную книгу автора

запястье. И это было унижение.
Я бежала по улице и тоненько подвывала от злости. За поворотом
уткнулась в необъятную грудь Владимира, и мне пришлось объяснять причины
такого моего поведения. Володя ничего не понял да и не пытался. Он прогулял
меня по набережной, помог отмыть в фонтане туфли и накормил мороженым.
Закончился вечер и вовсе неплохо: я благосклонно выслушала предложение руки
и сердца, сказала: "Да" и подумала: "Все!"
Мы шли по темным улицам, осторожно и некрепко целовались. Возле моего
дома Владимир принялся исполнять обряд прощания. А меня вдруг окатило
колючей волной беспокойства. И неспроста. От светлого пятнистого ствола
платана отделилась змеящаяся гибкая тень. Еще не увидев - кто, я поняла -
он.
Он шел на руках. Тощие ноги в вельветовых эспадрильях смешно торчали
из штанин, на щиколотке левой тускло блестела плоская цепочка. Он подошел к
нам, шаркнул ладонью по асфальту и грустно сказал: "Добрый вечер!"
Я окаменела. Владимир растерянно посмотрел в серьезное лицо у своих
ног и, заикнувшись, ответил: "Добрый..." Они затеяли этакий легкий светский
разговор, уместный где угодно, но только не в данной ситуации. Через минуту
я уже ненавидела обоих.
Я прибежала на свой третий этаж, выключила телефон, разбила новый
кофейник и поняла, что нервы надо лечить. На душе было странно: словно я
выиграла в лотерею рояль. Девать мне его некуда, не люблю его с детства,
ради престижа держать гордость не позволяет, а отказаться - жалко.
А потом прошел дождь, и все изменилось. Ну, в самом деле, привязался
какой-то хулиган, он еще из детского возраста не вышел, я же ему в принципе
в матери гожусь. Ну и что?
Побежала я на работу бодрая и ненакрашенная. Утренняя толпа единодушно
приняла меня в свои ряды. На углу улицы Горького вращался медленный людской
водоворот. Мой вчерашний знакомый возник передо мной, как остров. Толпа его
удивленно обтекала, люди оглядывались. Он шел, глядя поверх голов. В левой
руке он сжимал огромный красный цветок, а правой тащил за собой громыхающую
тележку, на которой стоял алюминиевый молочный бидон. К бидону были
привязаны воздушные шарики - штук десять. Улизнуть я не успела. Он прошел
мимо, автоматическим движением выбросив руку с цветком. Я взяла цветок.
Смешно мне было. Было мне грустно. Я не люблю клоунады. Наверное, я
немножко зануда. Мне всегда неловко, когда человек надевает на лицо
ухмылочку типа "гы" и старательно корчит из себя шута. Я не верю в
искренность этого состояния, я вижу за ним лишь позу, смирение паче
гордости. Я не верю в глубокий смысл, якобы заложенный в клоунаде, в бездну
чувств и переживаний, спрятанных под маской коверного. Недостойно человека
прятаться за колпак с бубенцами и пискливым голосом вякать оттуда свои
декларации, имея фигу в кармане. Есть что сказать - скажи по-человечески!
Рабочий день не удался. Я не могла сосредоточиться, не могла
придумать, как мне отвязаться от этого долговязого несчастья. Он же меня
просто компрометирует. И что подумает Владимир? Это была очень дамская
мысль, и она мне так понравилась, что я даже вытянула шею, изобразив гордую
посадку головы. Шея заболела.
А быстро он меня запугал: я летела домой, боясь поднять глаза, боясь
снова увидеть эту нескладную фигуру в белесых джинсах. Захлопнула дверь,
прислушалась: тихо. Но он оказался упрямым: он мне приснился. В белом фраке