"Сергей Козлов. Спецназ ГРУ: Пятьдесят лет истории, двадцать лет войны..." - читать интересную книгу автора

увольнительную и он, перемахнув через угол забора, называемый третьим КПП,
был таков.
На построении увольняемых, когда на фамилию Тарасов никто не вышел из
строя, Вылегжанин вычеркнул его из списка увольняемых в книге. На вечерней
поверке, понятно, Андрюхи тоже не было. Ответственный офицер записал, что
"на вечерней поверке в первом взвозе самовольно отсутствовал курсант
Тарасов", но дежурному по училищу докладывать не стал. Зачем выносить сор из
избы? Сами разберемся подумал он.
Утром пришел Андрюха и, как ни в чем не бывало, встал в строй на
утреннем осмотре. Вылегжанин уже все знал и подошел к нему для того, чтобы
объявить взыскание. Каково было его удивление, когда Андрей "на голубом
глазу" сказал, что ротный сам его отпустил, только запамятовал. В
подтверждение он показал увольнительную с моей подписью. Ничего не понимая
Вылегжанин взял записку повертел, зачем то посмотрел на свет и сказал.
"Странно, роспись действительно моя".
Тарас потом выставил пиво, а мой авторитет, как специалиста по подделке
документов, значительно вырос. Шутка ли, подделать подпись человека, чтобы
он сам не смог ее отличить от подлинной - это мастерство.

Разведчик должен уметь легендировать

Летом в воскресение расположение нашей роты пустело. Народ разбредался,
кто в увольнение, кто на стадион, кто просто позагорать на спортивном
городке. Наиболее недисциплинированные, такие, каким был и я, уходили в
город в самовольную отлучку. Для того, чтобы избежать каких-либо
неприятностей при встрече с патрулем, мы обеспечивали себя увольнительными,
как это было описано выше.
Переодевшись в "парадку", я перемахнул через забор. Цель у меня была
одна - городской парк, где находилась танцверанда. Идя в нужном мне
направлении, я, несмотря на увольнительную в кармане, неустанно крутил
головой в разные стороны, дабы не нарваться на кого-нибудь из своих
офицеров. Тогда никакая увольнительная не поможет. Но наблюдая, курсант
подсознательно ищет глазами опасность в военной форме.
Старший лейтенант Баландин шел навстречу мне в гражданке. Увидев меня,
он решил, что я в увольнении и прошел ничего не сказав, а я его так и не
увидел. Утром, придя в роту, он проверил списки увольняемых, но меня там не
обнаружил. Когда же они вместе с моим взводным начали давить на меня, чтобы
я сознался в том, что я был в самоволке, я откровенно рассмеялся, сказав,
что весь вечер находился в казарме. Даже когда Баландин мне конкретно
напомнил, где он меня видел и в какое время, я продолжал стоять на своем,
утверждая, что на вечерней поверке я был и, что вообще меня тут все видели.
Далее я не менее достоверно рассказал когда и что делал в казарме и на
спортивном городке. Доводы по поводу того, что мне сразу легче станет, как
только я сознаюсь, на меня не действовали - это был уже конец второго курса.
Впрочем я и на первом на такую грубую приманку не попадался. Нагло улыбаясь,
я ответил, что мне и так не тяжело.
- Видно пока тебя за руку не поймаешь, ты не сознаешься, - сказал
Баландин.
- Зачем же мне на себя наговаривать?, - сказал я. "Обознались Вы
товарищ старший лейтенант!".