"Евгений Козловский. Водовозовъ и Сынъ (повесть отъезда)" - читать интересную книгу автора

долю поколения Дмитрия Трофимовича. Младший совладелец известной русской
самокатно-автомобильной фирмы "Водовозовъ и Сынъ", инженер, учившийся в
России, Германии, Бельгии, а позже прошедший стажировку на заводе
"Renault", боевой офицер русской армии, кавалер двух, одного из них -
солдатского - георгиев, начавший военную карьеру в июле четырнадцатого
консультантом по водовозовским броневикам и окончивший ее на Дону, в ар-
мии Антона Ивановича Деникина, эмигрировавший с остатками последней,
оказавшийся в Париже! Надо думать, именно относительная жизненная устро-
енность в эмиграции - у Renault помещались кой-какие капиталы водово-
зовской фирмы, да и инженером Дмитрий Трофимович был действительно
дельным, так что работал не из милости и имел неплохие деньги - высвобо-
дила время и душевные силы на чтение Карамзина, Ключевского и Соловьева,
на размышления о судьбах России и ее (его, Водовозова) народа и, глав-
ное, на тоску по ностальгическим березкам - роскошь, какую многие водо-
возовские однополчане, выбивающиеся из сил ради куска хлеба, озлоблен-
ные, позволить себе не могли. Водовозова же березки, вопреки многочис-
ленным свидетельствам и предостережениям, привели в конце концов к две-
рям советского посольства - как раз разворачивалась широкая кампания за
возвращение - и сквозь дубовые эти двери замаячила Родина.
Россия! Не могла она - верилось Дмитрию Трофимовичу - долго ходить
под жидами, торгующими ею, не мог русский могучий дух не сбросить с себя
чужеродное иго, не окрепнуть в испытаниях, не отмести с дороги ленивую
шваль, голытьбу, шпану, которая так нагло и бездарно хозяйничала в во-
семнадцатом на водовозовском заводе. Не своего завода было Дмитрию Тро-
фимовичу жалко, то есть, не было жалко как именно своего - грусть, боль
и пустота отчаяния появлялись в душе от этой вот бездарности и бестол-
ковщины - боль врожденная, возникающая рефлекторно при виде того, как
люди разрушают более или менее совершенные создания мысли и рук - хоть
бы даже заводную какую-нибудь куклу или бессмысленную хрустальную вазу.
И гибель отца в чекистском подвале, и голодную смерть матери, и
собственные мытарства - все прощал Водовозов Родине: сами, сами виноваты
они были перед народом за долгую его тьму, нищету и невежество, за подс-
пудно копящуюся злобу, - и тем, может, более виноваты, что совсем недав-
но изо тьмы этой и нищеты выбились: всего лишь Дмитрия Трофимовича дед,
которого внук хорошо помнил, больше полужизни пробыл в крепостном состо-
янии и только за год до шестьдесят первого выкупился на волю; а после,
когда ставил велосипедное свое дело, не иначе, как очень крепко народ
этот прижимал - по-другому и не поставилось бы оно в столь короткий
срок, вообще, может, не поставилось бы, - словом, все прощал инженер Во-
довозов, все оправдывал и, главное - верил в свою Россию, несколько даже
экзальтированно верил: воспоминания о распаде армии в семнадцатом, об
ужасах трех лет людоедской гражданской - воспоминания эти требовали,
чтобы перебить, заглушить себя, довольно значительной экзальтации - ве-
рил и ехал отдать опыт, силы, талант на укрепление могущества раскрепо-
щенного народа, на развитие отечественной промышленности, о бешеных тем-
пах которого писали не одни советские газеты. В Нижний - в Горький, как
нелепо они его переназвали, но и это переназвание Водовозов готов был им
простить - собирался Дмитрий Трофимович, на гигантский автозавод-новост-
ройку, и оставлял в Париже жену и шестилетнюю дочь Сюзанну, настоящую
француженку, по-русски не говорящую, всю в мать.