"Феликс Михайлович Козловский. Поздний разговор" - читать интересную книгу автора

посольство труда не представляло.
Руссов посмотрел на часы.
- Ну что ж, будем закругляться. В посольстве меня встретили
сочувственно, но сдержанно, - до выяснения обстоятельств. Выяснились они
достаточно быстро, и наше правительство потребовало немедленно освободить
профессора Чагина, меня и Нину и отправить на Родину.
Первым освободили Чагина. Мы его еле узнали, таким он был истощенным.
Профессора держали взаперти полуголодного, но так ничего от него и не
добились. Теперь все заботы были о Нине. Ее задерживали под разными
предлогами. Мы уже думали, что Нины нет в живых, когда вдруг пришло
сообщение, что девушку можно забрать из концлагеря. Работники посольства
тут же выехали за нею, и к вечеру я ее увидел.
Иван Романович тяжело сглотнул комок, засевший в горле, на щеках его
резко обозначились твердые желваки скул.
- Они замучили ее, сволочи. Она умерла через несколько дней после
того, как мы, все трое, вернулись в Минск. А потом... А потом была война.
Налибокская пуща, где я партизанил, и в сорок четвертом - взорванный
фашистами университет, разграбленные лаборатории. От них и до моего
нынешнего открытия - годы напряженного труда. А о труде этом рассказывать,
сами понимаете, не очень-то интересно: опыты, опыты - длинная цепочка
опытов, разочарований и неудач - и вот это.
Он позвал меня к столу и показал на колбу, в которой плавал какой-то
комочек, похожий на горошину.
- Видите?
- Вижу.
- Вам посчастливилось. Вы один из первых, кто видит рождение вещества
из неживой природы. Смотрите, комочек двигается и, главное, растет,
увеличивается в размерах. Вчера он был совсем маленьким. Когда-нибудь он
ответит на многие вопросы, на которые я сегодня ответить не могу. Будем
надеяться, что наша встреча не последняя.
- Мне очень хочется на это надеяться, профессор, - ответил я, пожимая
его большую, теплую руку.
Поздно уже было, когда я вышел на улицу, далеко за полночь.