"Вильям Федорович Козлов. Я спешу за счастьем " - читать интересную книгу автора

- Локтем задел, - сказал я.
Мать сняла фартук и, поджав губы, вышла из кухни. Она заранее знала,
что я виноват, но так, для порядка, решила сходить на место происшествия.
Вечером к нам пришел Алькин отец - лысый парикмахер. Долго
разговаривал с моими родителями. Я сидел в другой комнате с книжкой в
руках. Честно говоря, что-то не читалось. Краем уха я слышал, как Алькин
отец сказал:
- Не стал бы всю жизнь заикаться...
Ох и артист этот Алька! Это он нарочно стал заикаться, чтобы своего
папашу подогреть.
Мне попало. Мой отец, то есть отчим, - человек сильный. И рука у него
тяжелая. Когда мы с ним идем через весь город в баню, ребятишки кричат нам
вслед: "Дяденька, достань воробышка!" Отец, конечно, никаких воробышков им
не достает. А мог бы, если б захотел. Ноги у отца длинные, и он ходит очень
быстро. Мне приходилось бегом бежать, чтобы не отставать от него.
Бил меня отец редко. И только за стоящие дела. В углу у него висел
широкий ремень, специально предназначенный для этого дела. Я его пробовал
раза два прятать. Только это невыгодно. Спрячешь широкий ремень, а отец
снимет брючный, узенький. Узеньким куда больнее. Прежде чем бить меня
ремнем, отец обязательно мои штаны пощупает: один раз, готовясь к порке, я
запихал в штаны задачник Шапошникова и Вальцева.
А вообще я своего старика уважаю. Он не вредный. И уж если когда и
выпорет, так без этого нельзя. Правда, пробовал я его перевоспитывать. Мы
одно время вместе слушали по радио передачи для родителей. Учителя и врачи
не рекомендовали применять телесные наказания.
- А ты вот стегаешь! - стыдил я отца.
- А что же делать, если ты слов не понимаешь? - оправдывался отец. И я
понимал, что ему стыдно. Это когда мы радио слушали, а когда брался за
ремень, ему не было стыдно. Он тогда сердитый был.
Вот это, пожалуй, единственный пункт, когда наши взгляды на жизнь
расходились. Я считаю так: взрослые должны заниматься своими делами и не
вмешиваться в нашу мальчишескую жизнь. А мальчишки не должны жаловатьси
взрослым. Мало ли что у нашего брата бывает? И по каждому поводу бежать
ябедничать? А в нашем доме все мальчишки и девчонки были фискалами. Иногда
в день к моей матери приходило по пять-шесть пап и мам. В один голос
хвалили своих ябед и почем зря крыли меня. Конечно, мать поверит скорее им,
чем мне. Вон их сколько, а я один.
И ничего я такого особенного не делал. Понадобился мне однажды Сережка
Королев. Он жил на втором этаже. Домой я к нему не ходил: его мать меня за
что-то не любила. Свистел, свистел я под окном - Сережка ни гу-гу. Забрался
я на толстую липу, она как раз напротив их окон росла, отогнул ветку,
смотрю, все сидят за столом и обедают. И Сережка сидит рядом с сестренкой,
суп жрет. Я покачал ветку. Не видит. Покашлял в кулак. Не слышит, глухарь
проклятый! Или притворяется? Отломил сухой сук и бросил в форточку. Бросал
в Сережку, а попал в фаянсовую супницу...
Прибежала к нам Сережкина мать этот несчастный сук матери под нос
тычет.
- Ваш бандит, - говорит, - ошпарил нас...
Откуда я знал, что этот суп горячий?
А эта история с Галькой Вержбицкой с чего началась? Иду я мимо нашего