"Юрий Козлов. Одиночество вещей" - читать интересную книгу автора

Леон знал зачем.
Эпоксид был светловолос, сероглаз, бицепсам его было тесно в узких
коротких рукавах модной рубашки. Они были отлиты из отвердевшей эпоксидной
смолы, его бицепсы. Сам же он был тянуще гибкий, как еще не успевшая
отвердеть смола. Он был похож на спартанского юношу-эфеба.
Эпоксид подрабатывал в спортивном кооперативе "Бородино", вел там по
вечерам секцию каратэ. Проходя мимо, Леон наблюдал сквозь просвет в
портьерах, как он орудует руками и ногами. Никому и в голову не могло прийти
осведомиться у Эпоксида, еврей ли он.
Случалось Леону видеть, как Эпоксид в обществе привлекательных, однако
явно старших по возрасту девушек (дам?) усаживался за руль машины марки
"ауди". Сам факт появления Эпоксида в школьном туалете (хоть он и учился в
школе) был странен. Эпоксид был в школе редким гостем. Но даже если ему, что
называется, приспичило в туалет, он, небрежно ходящий в кожаной куртке за
пять, что ли, тысяч (Леон видел точно такую же в комиссионке), не должен был
интересоваться, чем занимаются родители Леона. Какое его собачье дело? Их
пути никак не могли пересечься. Родители доживали в старом, устало
огрызающемся, сходящем на нет мире. Эпоксид наслаждался жизнью в новом, тоже
огрызающемся, но с ликующим предощущением силы, как молодой кобель, мире.
- Насколько мне известно, они преподают философию, - ответил Леон и
чуть не оглох, такой хохот раздался в туалете. Казалось, кафель со стены
летит острыми осколками.
Эпоксид, наконец, извлек из рюкзака, что хотел - учебник
обществоведения.
- Философию? - серьезно уточнил он, раскрыл учебник. - Тут написано:
авторы раздела "Научный коммунизм - высшее достижение человеческой мысли" И.
и М. Леонтьевы. Это твои родители?
- И. - Иван, - пробормотал Леон. - М. - Мария. Если они евреи, значит,
все русские евреи.
- Да Бог с ними, с именами, - весело рассмеялся Эпоксид. - Собственно,
мне плевать, кто они. Я только знаю, что такую мерзость, - брезгливо, как
дохлую крысу за хвост, взял учебник за краешек бежевой с красными буквами
обложки, - нормальные люди, не важно, евреи или русские, сочинить не
могли! - бросил распахнувшийся на лету учебник в унитаз, расстегнул ширинку,
стал на него мочиться.
Леон загипнотизированно следил за этим обыденным и недостойным, в
сущности, внимания действием. Ему хотелось возразить, что просто нормальные
люди, да, конечно, не могли, нормальные же коммунисты еще как могли, что,
конечно, их можно за это ненавидеть, но можно и по-христиански пожалеть, ибо
они не ведали, что творили, а если ведали, то все равно не ведали, раз
подвели себя под такое. Но промолчал, так как возражать пришлось бы льющейся
моче, возражать же льющейся моче словами еще хуже, чем совсем не возражать.
В туалете стояла тишина, нарушаемая единственным звуком - биением струи
мочи в твердую обложку учебника обществоведения. Пока еще сухая обложка
уверенно отражала струю, Леон подумал: не иначе как после пивного бара
явился в школу проклятый Эпоксид. Наконец, он закончил, и тут же на его
место вскочил другой. Всем вдруг неудержимо захотелось по малой нужде и
непременно на распятый учебник обществоведения.
Леон стоял у окна и не знал, что делать. В бой? Так ведь забьют ногами,
обмочат точно так же, как учебник. Именно этого они, крысино посверкивая