"Валерий Козлов. Прогулки по лезвию" - читать интересную книгу автора

- Вы уж побыстрее, пожалуйста, - заволновалась Даниловна. - Не дай Бог
он приедет.
- Ладно, - задумчиво произнес Муравьев, - не будем встречаться.
Пока. Давай-ка вместе вот это посмотрим. - Он наклонился к полке с
выстроенными на ней неодинаковыми по толщине и формату томами, томиками и
даже брошюрами.
Здесь оказались разрозненные издания русских поэтов: Кольцов, Есенин,
Рубцов... Андрей привычно пролистывал книги, и хотя никаких отметок на
полях он не увидел, ни один стих не был отмечен, все же по внешнему виду
книг было сразу понятно, что открывали их часто. "И вообще, - думал Важин,
переходя к тонким книжкам, - библиотеки часто говорят о хозяевах то, о чем
не догадываются ни друзья, ни родственники".
Важин пролистывал книгу за книгой. Нашел три тетради с дневниковыми
записями, передал их Муравьеву и вдруг неожиданно сказал:
- Черт, до чего тесен мир! Взгляни. - Он протянул Муравьеву тощую,
безликую брошюру, украшенную на четвертой странице обложки фотографией
автора. Тут же были данные об авторе.
- Игорь Отраднов родился в лесной деревне в Калининской области... -
начал читать Муравьев, но его остановил Важин:
- Это все ерунда, - сказал он. - Вот главное!
Под обложкой скрывалась такая надпись: "Милой Машке в зимнюю лунную
ночь с 9 на 10 января 1989 года".
- Удача, - сдержанно, но весомо произнес Муравьев. - Вы не знали его? -
обратился он к домработнице.
Женщина надела очки, внимательно изучила фотографию поэта.
- Не помню, - виновато сказала она. - Здесь столько народу бывает.
- Все равно удача, - повторил Муравьев.
- Ты даже не представляешь, какая! - воскликнул Важин, помахивая еще
одной брошюрой. - Снова он. Снова надпись! - Он прочитал с выражением: -
"Маша, милая! Сегодня я пьян без вина. Эта книжица - только разбег, теперь
я горы сверну! Ночь, звезды в окне. С 10 на 11 января 1989 г.".
- Он что, - спросил Муравьев, - каждую ночь ей свои книги дарил?
- Поэт, - улыбнулся Важин. - Чистой воды был поэт.
- Что значит был? Умер уже?
- Умер поэт, родился прозаик. Прозу пишет теперь.
- Так ты с ним знаком? - удивился Муравьев.
- В том-то и дело! И очень даже неплохо.
- Так, - потирая руки, сказал сыщик, - на выход, коллега!
В ожидании лифта, Важин рассказывал об Отраднове.
- До перестройки жил, как многие из его племени малоизвестных поэтов:
подрабатывал сторожем, выпустил две книги, стал членом Союза писателей.
Но новое время сломало его... Прозаикам сейчас и то тяжело, а поэтам -
просто труба. Кому ты нынче нужен со своими стихами? Начал пить, место
сторожа потерял, уехал куда-то в Карелию. Думали, спился, пропал.
Но он вдруг является с папкой очерков. О лесах, об озерах, о старых
деревнях. Очерки, надо сказать, блестящие. Но и они теперь у нас никому не
нужны. Вот тут-то мой друг-журналист и помог ему: нащелкали они за год
слайдов к этим очеркам да и продали все финнам. Те прекрасный альбом
выпустили, хороший гонорар заплатили. Думали, заживет наш Афонин...
- Афонин это кто? - спросил Муравьев.