"Герберт Крафт. Фронтовой дневник эсэсовца (Мертвая голова в бою) " - читать интересную книгу автора

прозванные "болотоходами". Зачем сохранять их для будущих поколений?
Галстук - это предмет одежды? Нет. Украшение? Нет! Это что-то лиш нее,
предназначенное для того, чтобы семь раз в неде лю его начищать. Это
мучение, которое солдат вешает себе на шею и цепляет за подтяжки, если они у
него есть. А если их у него нет, то эта серо-зеленая полоска( ткани висит
крохотным лоскутом перед шеей, незакре пленная, выше или ниже адамова
яблока, "в честь народа, для обороны от врага". Если она все же закре плена
как полагается, то она маскирует наличие серо-полевой рубахи вместо
неприглядной безворотничковой белой рубашки. При строевых упражнениях эта
шейная повязка еще держится, но при боевой службе она становится вскоре
самостоятельной. Тогда она мо жет перекочевать на спину или куда-нибудь еще,
и в полном смысле слова висит на шее. "Болотоходы" врезаются краями голенищ
в подколенные впадины, перекрывают кровообращение в ногах, висят на ногах,
словно свинцовые, и защищают от затекания грязи - в глубоком песке, который
при наших перебежках и пере ползаниях засыпается нам в голенища.
Все чертовски устарело и в нашем вооружении. У нас все еще "легкие"
пулеметы с водяным охлаждением времен мировой войны - страшно тяжелая штука,
труд но обслуживаемая и не желающая работать, со своими постоянными
заеданиями при заряжании. 8-я рота, со стоявшая преимущественно из венцев,
мучилась с еще более увесистыми "тяжелыми" пулеметами и прилагаю щимися к
ним станками. Догадается ли кто-нибудь из оружейных конструкторов применить
воздушное охлаж дение, как у пистолетов-пулеметов?
Тем временем были построены наши казармы - все-таки какое-то светлое
пятно в лагерной жизни. Не потому, что я имел что-то против красоты новых
бара ков - другие подразделения жили в них и добровольно не хотели
переезжать, настолько удобно они были обу строены, - но чтобы 50 человек
скучить в одном поме щении для проживания, несения службы и сна - про сто
вообразить себе невозможно. Наше отделение из 12 человек получило одну
комнату на четверых и одну - на восьмерых. Там тоже стояли двухъярусные
кровати, но с новыми матрасами вместо (довольно удобных) мешков с соломой,
достаточно большими столами с табуретами и двустворчатым шкафом на каждого.
Мы постарались сделать казарменный стиль как можно более уютным. Вышитые
цветами чистые скатерти, пейзажи нашей родины на стенах и портреты наших
девушек в шкафах несколько скрашивали казенную об становку. На стене висела
гитара, а в одном из еще пу стых шкафов стоял великолепный аккордеон. Он при
надлежал Францу Унгару из штирийского Обдаха. Дома он работал помощником
лесничего и охотника и часто рассказывал охотничьи байки об опаснейших
охотах на серн, прекрасных оленей и охотничьих пьянках, уча стия в которых
он, по-видимому, никогда на самом деле не принимал. К большому своему
сожалению, в строю он был последним. Впереди стоял длинный Шимпфезль,
костлявый и худой, как жердь, дровосек из Тироля. Мы над ним подтрунивали,
что в СС он по шел от голода. Справа от меня тогда стоял Карл Вольшлагер из
Зальцбурга, а затем шли еще девять чело век, имена которых приводить не
стоит, потому что они были неспособными стать солдатами, как говорил наш
унтершарфюрер Фетт.
Вместе с нашим 3-м отделением в нашем первом взводе было еще 2-е -
унтершарфюрера Вешпфенни-га, которому мы все завидовали, и 1 -е отделение
унтер шарфюрера Хельмута Пандрика. Этому отделению мы не завидовали
совершенно, ему мы откровенно сочув ствовали. Но первое было лучшим в роте.
Безукориз ненные во всем - от койки до ватерклозета, всегда под тянутые,