"О чём говорится в сказках?" - читать интересную книгу автора (Чадаев Алексей)7. Сказка о мёртвой царевнеСегодня будет небольшой антракт в серии воскресных сказок. Потому что сказка, которую я положил себе проанализировать ещё месяц назад, так и не далась – анализ не выстроился. Просто рассыпалась из-за того, что я… всё-таки очень плохо понимаю про женщин. То есть понятно, что женские технологии непрямого управления суть технологии более высокого уровня, чем прямые мужские. Когда человек делает то, что ты от него хочешь, будучи уверенным, что он хочет этого сам… это всегда сильнее, чем прямой приказ. Хотя, как и всякие более высокие технологии, они гораздо более сложны в использовании и далеко не всегда дают надёжный результат. Понятно также, что цивилизация по мере развития становится всё более "женской". Если раньше царь именем Божьим правил, а тебе попросту приказывал на этом основании, то теперь начальство пытается тебя убедить, что ты должен его слушаться потому, что сам его выбрал – для чего и вся "демократия". Непонятно же только одно, но очень важное обстоятельство. Главное, на чём всегда и везде прокалываются женщины, т.е. наиболее уязвимое место женского мировосприятия – это претензия на собственную исключительность. Почему-то женщина мнит себя единственной и стремится к тому, чтобы быть единственной. Даже если она некрасива или неумна, или то и другое вместе; даже если она заведомо знает, что это неправда: всё равно сама мысль о своей "неуникальности" ей невозможна. Она может быть хуже других, но категорически не может не быть единственной в своём роде. Собственно, сказка, об которую я обломал зубы – о мёртвой царевне (белоснежке) и семи богатырях (гномах) – об этом. Понятно, что королева с зеркалом на самом деле была всё же лучше, чем её описывает тенденциозная сказка, явно писавшаяся "при победителях". Она много раз могла уничтожить соперницу-принцессу – но каждый раз ей не хватало воли на убийство. То она просит слуг "завести её в лес", чтоб волки загрызли "или ещё как-нибудь", то погружает в колдовской сон… Иными словами, видно, что убить-то она не могла. Тогда как "бедная жертва" расправилась с мачехой безо всякой сентиментальности сразу, как только её нашёл Елисей: нельзя же всерьёз поверить в басню про "смерть от огорчения"… Особенно на фоне вполне прозрачно, ещё с самого начала выраженного принцессой намерения это сделать: по Пушкину, она говорит Чернавке – "а как буду я царица, я пожалую тебя". Заметим: Чернавка служит у её отца, а не в королевстве Елисея; да и сам Елисей – "королевич", т.е. сын короля, а не "царевич", тогда как она – "царевна", и отец её "царь". Иными словами, девица не собиралась после замужества покидать родные края с суженым, а откровенно претендовала на папенькин престол после его смерти, и в этом смысле для неё было делом принципа, чтобы новая молодая жена отца не родила ему мальчика. Тот факт, что молодая и красивая женщина так и не смогла забеременеть от нестарого ещё мужа, ясно указывает на то, что у дочки колдовские способности тоже водились, и ничуть не меньшие, чем у мачехи. Опять же: ничем иным невозможно объяснить то, что, оказавшись в изгнании в логове откровенных бандитов ("весёлою толпою с молодецкого разбою"), она сумела их подчинить себе практически сразу. Могло, между прочим, быть и не только колдовство. То, что мачеха ревновала падчерицу, может свидетельствовать и об инцесте – "память матери" и всё такое. Иначе невозможно найти разумного основания ставить под удар репутацию, власть и самую свою жизнь – на том только основании, что царевна, по донесению секретной разведслужбы "Зеркало", "всё ж милее". На таком уровне власти одно это (т.е. если это просто красота, без "политической" нагрузки), мягко говоря, "не аргумент". Но, впрочем, ведь всё это было решаемо! В интересах мачехи можно было как можно быстрее венчать падчерицу с Елисеем (уже заявленным в самом начале сказки как жених) и отправлять её к мужу, за море, править в его королевстве – скатертью дорожка! Нет, вместо этого надо решаться на сложную интригу с Чернавкой, потом, обнаружив соперницу уже в лесу во главе вооружённой банды, пытаться подговорить разбойников на бунт (сцена, когда они все семеро вломились к ней в горницу с требованием "выбрать суженого" – провокация сколь явная, столь и безуспешная), а когда и это дело провалилось – напускать на неё сон и прятать от греха подальше… Вот этого-то я и не понимаю. Не могу понять. И единственное объяснение – это та самая женская претензия на единственность и исключительность. "Ты у меня одна", ага. Собственно, она-то их всегда и губит. |
|
|