"Владимир Краковский. Один над нами рок " - читать интересную книгу автора

ем". Он объяснил, что скрывал от нас свое дополнительное питание, опасаясь,
вдруг оно вредное для здоровья. Он собирался три месяца поиспытывать плесень
на себе, но мы раскололи его раньше. И тоже стали соскребать с гнилых сараев
плесень. Одни ее жарили, другие - варили, у кого крепкий желудок - ел
сырой...
Но замедленный плесенью процесс нашего истощения все же шел.
Первыми в голодный обморок стали падать женщины. Помню тот день, когда
Наташка Гончарова - наша писаная красавица крановщица - на глазах у всех в
буквальном смысле слова вывалилась из кабины своего крана. Хорошо еще, что
произошло это над платой кузнечного пресса, падать Наташке повезло не до
самого пола.
Но ведь на металл! Мы бросились к упавшей, Пушкин, конечно, впереди.
Стащил ее, безжизненную, вниз, тормошил, дул в лицо с такой силой, что она
потом, оклемавшись, ходила простуженная...
Но в тот момент даже веками не вздрогнула, пока не прибежала
Анька-кладовщица с бутылкой нашатырного спирта и не стала брызгать
прямо на безжизненное лицо. Наташку затрясло, она села и спросила: "Где я?"
Этот вопрос задают все очнувшиеся.
Едва мы успели произнести: "Не волнуйся, ничего особенного, все о'кей",
как - хлоп! - рядом с ней шлепнулась Анька. Она выглядела просто
перебравшей, и мы не удивились - у нее же на складе спирт бочками... Но
оказалось, у нее тоже голодный обморок.
Бабка Арина, зря, что старая, держалась дольше всех. Уже мужики
опадали, как осенняя листва, а она все держалась. Но любой выносливости
приходит конец: однажды, подметая цех, она вдруг вскрикнула и рухнула
навзничь, раскинув руки, в одной - метла, в другой - совок. И стала белее
мела.
Мы сбежались. Вяземский сказал: "Вот так все мы должны умирать - с
орудиями труда в руках. Сразу видно, что человек не только венец творения,
но и продолжатель этого акта".
Но минут через пять бабка Арина встала и домела цех. Румянец на ее
морщинистые щеки вернулся.

Повторяю: выручил нас тогда Дантес. Явившись как-то в цех, он заявил:
"С нынешнего дня будем делать дуршлаги. На них сейчас бешеный спрос.
Они нас спасут".
"Почему бешеный спрос именно на них?" - спросили мы.
"Любовь к дыркам,- ответил Дантес.- Русскому народу нравится, чтоб
текло мимо".
"Какой же ты интернационалист, француз хренов? - сказали мы.- А если мы
сейчас твоих лягушатников обложим трехэтажным? За восемьсот двена дцатый
год, в котором они занесли к нам французскую болезнь?"
"Да не француз я!" - закричал Дантес.
Он всегда в таких случаях кричал, что не француз. Мы думали: хочет уйти
от ответственности.

Он был прав: дуршлаги действительно пошли. Наши женщины таскали их на
толкучку мешками. Прямо ажиотаж возник: покупали по полсотни в одни руки.
Мы, естественно, засучили рукава. Сначала делали дуршлаги только из
листового железа, потом добавили в ассортимент более дорогие - из