"Владимир Краковский. День Творения" - читать интересную книгу автора

Владимир Лазоревич Краковский

ДЕНЬ ТВОРЕНИЯ

1

О жизни Верещагина расскажу я вам. У меня на это прав больше, чем у
кого-нибудь другого.
Во-первых, и это главное, в свое время мы были очень близки - я и
Верещагин; он, человек весьма разговорчивый, не побоюсь сказать болтливый,
порой сообщал мне такие подробности о своих текущих делах, что потом
хватался за голову. "Зачем я, дурак, откровенничал!" - говорил он на
следующий день.
"Не бойся,- отвечал я ему.- Не растреплюсь".
"Растреплешься когда-нибудь",- сказал он однажды.
И - как в воду глядел. Начинаю растрепливаться. Сами видите.
В конечном счете Верещагин всегда оказывался правым - вот какая
особенность. В любом явлении или разговоре он умел расслышать ноту всеобщей
гармонии, поэтому ошибаться просто не мог. Это был человек с исключительной
способностью постигать сущность вещей... Я говорю: "был", хотя он и сейчас
такой же, только с нынешним Верещагиным у меня контакта нет. Не подумайте,
что теперь он воротит от меня нос,- наоборот, всегда рад встрече, оживляется
и каждый раз с симпатией творит: "Ты мое прошлое. Я тебя люблю".
И все же нынешний он - недосягаем. Время виновато. Оно ведь не только
разрушает стены, но и воздвигает пропасти. Мы оказались по разные стороны.
Увы!
Теперешний Верещагин недоступен моему пониманию. Вот почему, говоря о
нем, я употребляю слово: "был". Я знаю лишь каким он был. И хочу рассказать
о том, каким он был. Каков он сейчас, об этом только Господь Бог в минуту
вдохновения сможет написать две-три страницы хорошим слогом. Я же берусь
говорить лишь о прошлом этого человека.
Он умел видеть продолжение вещей. Вот мы, например, видим: стоит стул.
Мы - это те, кого на свете всеподавляющее большинство, то есть, попросту
говоря, обыкновенные заурядные люди. Стоящий перед нами стул мы видим очень
хорошо, но ничего другого, кроме того, что это стул, видеть не видим. Стул
есть стул: вот ножки, вот спинка, а вот здесь стул кончился - начинается
воздух или другие предметы, которые уже не стул. Стул он и есть стул. Но это
для нас. Верещагин же обладал способностью видеть продолжение предметов. Он
видел те скрытые от нашего взора лучи, трагическое пересечение которых
порождает стул и прочие вещи и вещества. Он изучил их ход, силу этих лучей,
он наблюдал их роковое борение в точке соития... Так что стул не есть стул.
Он - остывшая зола вселенских страстей, сгоревших в столкновении. Вот что
видел Верещагин.
Но - могут спросить маловеры - не ошибаюсь ли я? Может, ни хрена
особого Верещагин в стуле не видел? Садился на него, как все мы,- и все?
Стул, мол, есть стул и ничего более?
Пусть даже так. Пусть Верещагин садился на него, как и все мы. Но зато,
сев уж на этот стул, он начинал размышлять о таких проблемах, которые нам и
на царском троне не придут в голову.
Одним словом, как ни верти, Верещагин не чета нам. Мне кажется, что со