"Владислав Крапивин. Сандалик, или Путь к Девятому бастиону" - читать интересную книгу автора

помнит, он еще до войны умер.
-- Как же книги-то уцелели в войну? Тут такое было...
-- Да, я знаю, -- серьезно сказал Сандалик. -- Одни развалины
остались. Но книжки некоторые в погребе лежали, их бабушка туда вместе
со всякими вещами спрятала... А дом разбомбили.
-- И бабушка погибла? -- нерешительно спросил я.
-- Нет, ей повезло. Она тогда не дома была, а под старым мостом
пряталась. Знаете, такой старинный мост от водопровода, на Аполлоновке?
-- Знаю, конечно.
-- Она вместе с папой пряталась, он тогда совсем годовалый был, у нее
на руках. А потом их на эсминце в Новороссийск вывезли. Только папа
этого не помнит, конечно.
Мы разговаривали, придерживая пальцами развернутую карту. И я
чувствовал, что Сандалику хочется скорее сказать о главном: о путанице с
бухтами и своей обиде. Но мне было все интересно, что он рассказывает.
Это во-первых. А во-вторых, не хотелось его огорчать раньше времени.
-- Значит, раскопали потом погреб? -- спросил я.
-- Раскопали... Бабушка вернулась, когда немцев прогнали. Дом был
весь разбитый, а заваленный погреб -- целый. Потому что он старинный
был, каменный. В нем еще в ту войну, при Нахимове, от бомбежки
прятались. Ну, то есть не от бомбежки, а от ядер...
-- Дом на Корабелке стоял?
-- Да, вот здесь. -- Сандалик обрывком травяного стебля ткнул в
карту. В сантиметре от голубого завитка Корабельной бухты темнела
чернильная звездочка.
-- Отметил? -- улыбнулся я.
-- Да. Там сейчас новые дома, но мне это место папа показывал. А ему
бабушка... Она еще долго жила, наша бабушка, даже я ее помню. А дедушка
погиб в первые дни войны, ушел -- и больше ничего не известно.
-- Весь ты до десятого колена здешний, севастопольский, -- проговорил
я чуть ли не с завистью.
-- Конечно, -- просто сказал Сандалик. Видно, он был уверен, что
иначе и быть не могло. Он нетерпеливо, но вежливо помолчал: нет ли у
меня еще вопросов? И опять ткнул стебельком в карту:
-- Видите, эта бухта сейчас Стрелецкая. А здесь написано -- Казачья.
-- Вижу... -- вздохнул я. -- И на других планах видел. Только знаешь,
Сандалик, наверно, это все-таки путаница.
-- Почему? -- он глянул недоверчиво и требовательно.
-- Ну, кто ее знает почему... Слушай, пойдем куда-нибудь в тень, а? Я
сейчас расплавлюсь.
Сандалик посмотрел удивленно. Ему, до костей прожаренному
черноморским солнцем, жара ничуть не досаждала. Но тут же он согласился:
-- Пойдемте... Ой, а вы никуда не торопитесь?
-- Уже не тороплюсь, -- сокрушенно сказал я. И подумал, что капитан
Вихрев и Алька меня, пожалуй, поймут, но Юрос будет долго дуться и
непримиримо сверкать очами.
Мы сели на скамейку в тени двухэтажного дома, недалеко от песочницы с
неутомимыми малышами. Сандалик расстелил карту на коленях. И опять
спросил нетерпеливо:
-- А почему путаница?