"Владислав Крапивин. Заяц Митька" - читать интересную книгу автора

младшего и среднего школьного возраста...
- Не кокетничай, - поморщился "третий". - Ты опираешься на свой
авторитет. На свое лауреатство, на должности в союзных писательских
органах. И на все такое прочее...
Я сказал, что все это называется не "должности" и не "все такое
прочее". Это просто литературное имя, которое я заработал своим горбом.
Своими книжками. Хвастаться нехорошо, но все же можно сказать: здесь я
кое-чего достиг. И это у меня не отобрать никакими постановлениями и
резолюциями.
Он сообщил без всякой злости, скучновато так:
- Не зарывайся, голубчик. Ты же знаешь: и не таким знаменитостям шеи
скручивали.
- Да, - покивал я. - Это, вы можете...
- Что ты имеешь в виду?!
- А ты?
- Я... то, что за свое вызывающее поведение можешь и полететь... из
славных рядов.
Мы были одни в большущем гулком кабинете. Я посмотрел в бледные
"идеологические" глаза. Сказал вполголоса:
- Вот я испугался-то.
В самом деле, если нет отряда, на фиг мне членство в партии? Не
станут печатать? Хрен с ними, переживу трудные времена, это "многих
славных путь". Сторожем устроюсь куда-нибудь. А посадить не посадят, все
же не та эпоха...
На лице "третьего" появилась задумчивость.
Может, он знал, как меня принимали в партию? Прямо сказать, за уши
тащили. Особенно нажимал наш писательский парторг - отставник, фронтовик
и хороший поэт. А на него нажимали в райкоме: творческой организации
нужны молодые кадры. Единственным молодым был я.
Ссылаясь на то, что не подготовлен, недостаточно сознателен и
недостоин такой чести, я упрямился сколько мог. Но заставили-таки
написать заявление. Началась многозначительная волокита: анкеты,
собеседования, комиссии. На одной из таких комиссий, где сидели
твердокаменные бритоголовые ветераны во френчах времен Гражданской
войны, случился скандал. Меня начали экзаменовать по Уставу КПСС и
уличили в том, что я перепутал местами два прилагательных.
Я сказал, что уже не мальчик и считаю странной ситуацию, когда меня
гоняют, как пятиклассника по правилам грамматики. Наоборот, я привык сам
принимать экзамены у детей: по навигации и парусному делу. А что
касается двух вышеупомянутых слов, то, как литератор, я гарантирую:
смысл фразы в Уставе от их перестановки никак не меняется.
Реакция была громкая. Разгневанная парттройка потребовала, чтобы пред
их очи предстал наш парторг.
Он предстал (уже не при мне, конечно), а потом при встречах смотрел
на меня с томительным укором. Чем больше было укора, тем сильнее крепла
во мне надежда, что вопрос, о приеме отпадет.
Черта с два! Все же приняли в кандидаты.
А через год процедура должна была повториться - при переходе из
кандидатов в члены.
Наш писательский шеф - талантливый и милый человек (которому я, увы,