"Иосиф Игнатий Крашевский. Гетманские грехи" - читать интересную книгу автора

Теодор молчал, боясь проговориться о чем-нибудь, что могло бы связать
его. Браницкий, не дождавшись ответа, прибавил сам:
- И в канцелярии можно с пользой послужить родине. Почему же нет?
Видя, что юноша молчит, гетман выразительно посмотрел на доктора, тот
ответил ему едва заметным наклонением головы, после чего Браницкий
медленно поднялся с дивана, словно собираясь уходить, но почему-то медлил
и поглядывал на Паклевского, как будто чего-то ожидал от него. Но тот,
боясь только одного, как бы не преступить воли матери, упорно молчал.
- Прошу вас, сударь, во всяком случае считать меня своим другом и
опекуном, - прибавил гетман, видя молчаливое упорство бедного юноши.
Проговорив это, он еще раз взглянул на него и медленным шагом,
сопровождаемый доктором Клементом, вышел из дома и пошел по тропинке,
которая вела к самому дворцу.
Когда француз, проводив его, вернулся к покинутому им в салоне
Теодору, он нашел юношу еще под впечатлением этого свидания, которое,
по-видимому, больше растревожило, чем обрадовало его.
Доктор, напротив, вернулся в самом веселом настроении.
- Вот счастливая случайность, - начал он, входя, - она может принести
вам, сударь, больше пользы, чем все старания. Гетман говорил мне, что вы
понравились ему, как своими манерами, так и своей скромностью...
- Умоляю вас, доктор, - прервал его Теодор, - об этом счастливом или
несчастном случае не говорите моей матери... Она бы могла заболеть от
огорчения, если бы узнала...
Клемент пожал плечами.
- Всякий другой на твоем месте воспользовался бы этим! - прибавил он
вполголоса.
- Но я не распоряжаюсь сам собой!
Француз прошелся взад и вперед по комнате, засунув руки под полы
фрака, с несколько кислым видом.
- Мать ждет меня и беспокоится, - тихо проговорил Теодор.
- Ну, так и поезжай с Богом, - сердито ответил доктор и, принеся
откуда-то из глубины дома бутылку старого венгерского, осторожно завернул
ее в бумагу, отдал юноше, напомнил еще раз, что ее надо положить за пазуху
и везти, как можно осторожнее.
Получив лекарство, Теодор поспешил к своему коню и вырвался из
Белостока с чувством какой-то совершенной им вины; хотя не было никакой
возможности предупредить то, что случилось.
Только в пути он несколько успокоился; гетман, во взгляде и речах
которого было много доброты и предупредительности, произвел на него
совершенно иное впечатление, чем то, к какому он был подготовлен
рассказами матери. Он не чувствовал в нем неискренности и искусственности;
а его добрые слова об отце и высокое великодушие, прощавшее прошлые обиды,
тронули его до глубины сердца. И ему было жаль терять то, что могло бы
дать ему расположение Браницкого.
Погруженный в мечты и бережно храня вино, спрятанное на груди, ехал
Теодор домой, заранее придумывая объяснения своего опоздания перед
матерью; но вдруг на дороге, ведущей в Хорощу, он увидел огромный тарантас
в шесть коней, с которым, по-видимому, что-то случилось, потому что он
лежал на боку на земле, а около него суетились люди; тут же стояли две
дамы в кринолинах и светлых платьях с локонами на голове, склонившись над