"Иосиф Игнатий Крашевский. Маслав (неполн.)" - читать интересную книгу автора

вместо него попали в лапы к волку. Страну нашу грабят и разоряют чужие
люди. Ну, скажите, разве все это не его рук дело? Мы все отступились от
изменника, а он тогда сделался язычником, чтобы расположить к себе чернь.
И все язычники, сколько их там есть, пруссаки и поморы, все с ним. Что же
мы там будем делать? Мы, крещенные и верующие в Иисуса Христа? Тела не
спасем, а душу погубим.
Так говорил старик Лясота, а братья Доливы молчали.
- Да разве правда все, что говорят, - медленно заговорил, наконец,
Мшщуй, - может ли быть, что он сделался язычником? Разве для видимости
только, потому что я не верю, чтобы он им был взаправду.
Тут Дембец, сидевший поодаль, громко сказал:
- О, милостивый государь! Это всем видно, что он с язычниками заодно.
Из земли вырыл старые жертвенники, везде расставил камни и столбы, как они
стояли раньше, языческие обряды справляются по-прежнему средь бела дня, не
скрываясь. Ни одному ксендзу не дают пощады, где только увидят, сейчас же
расправляются. Маслав говорит, что с ксендзами пришла неволя.
- Да, дурной человек Маслав, - сказал Вшеборь, - но как же спастись и
где укрыться? В Чехии тоже ждут нас цепи и стрелы, Русь далеко, да и кто
знает, как бы нас там приняли? А скитаться по лесам и умирать с голода...
нет, лучше повеситься на первом суку.
Костер, около которого они сидели, погас; Дембец подбросил еще
несколько головешек и снова развел его.
- Что делать? Что делать? - горестно повторяли они.
- Маслава я знаю, - отозвался Мшщуй после некоторого молчания, - мы
служили с ним вместе при дворе и были очень дружны. Это человек смелый до
бешенства, дерзкий до безумия, ему мерещится корона, потому что еще
смолоду ему предсказала какая-та гадалка, что он пойдет высоко. Правда и
то, что он не пощадил бы никого из нас, если бы ему это понадобилось для
чего-нибудь, но что пользы ему в нашей гибели?
Они еще разговаривали, когда во мраке послышался какой-то шелест. На
три шага не было ничего видно; все в испуге вскочили и стали внимательно
прислушиваться; один только Лясота остался неподвижен; сначала всем
показалось, что это кони шарахнулись в сторону, увидав какого-нибудь
зверя.
Но в это время ветер раздул пламя от костра, и оно осветило часть
пожарища и какую-то фигуру.
Старый человек придерживался исхудавшей рукой за выступ уцелевшей
стены, и достаточно было взглянуть на него, чтобы избавиться от всякого
страха и узнать в нем несчастную жертву, скрывавшуюся где-то среди
развалин и пришедшую на звук голосов.
Это был старик в потертой и загрязнившейся черной одежде, очень
бледный и истощенный. Шея у него была длинная, худая, костистая, голова -
коротко остриженная. Он горбился от старости, а страшная худоба едва
позволяла ему держаться на ногах. Сухие губы его были раскрыты, глаза
сохранили выражение испуга и недоумения, жизнь в нем едва теплилась.
Он поглядывал на сидевших, как бы отыскивая среди них знакомые лица,
но, видно, язык не слушался его. Вдруг Мшщуй вскочил на ноги и подбежал к
нему, крича:
- Это вы, отец Ян, это вы?
Старик качнул головой: голод и жажда лишили его сил и не позволили