"Сергей Красильников. Сучья кровь" - читать интересную книгу автора

Почувствовать и себя гением на минутку... Для того я и творю, понимаешь?
- Ты творишь, чтобы самовыразиться. Чтобы тебя заметили, - Витя провел
сигарой по воздуху так, что за ней остался кривой дымный след. - И вот то,
что ты мне сейчас сказал - вздор. Приобщаться к прекрасному и на природе
можно. И в цирке. И в баре. Но большая часть людей просто не в состоянии
оценить шедевр. Пушкин? Даааа, Пушкин - это наше все! Да Винчи? Дааа, Мона
Лиза! А сунь ты им случайных картин Да Винчи вперебой с какой-нибудь
посредственностью, или Пушкина вперебой с какими-нибудь грязнописаками - ни
черта ведь не отличат. Уж поверь мне, Женя. Поверь.
- Не топчи народ! - возмутился Женя. Однако уже не громко, не криком
возмутился, а вяло отмахнулся. - Искусство для народа.
- Вот пока ты так будешь думать, не суй мне свои снимки больше, -
отрезал Витя. - Не для народа искусство. А если что для народа - так то не
искусство. Заучил фразу эту, и говоришь, а и сам-то в нее не веришь, и не
понимаешь ее, не понимаешь ее ошибочности.
- А мы с тобой - что, не народ?
- Народ по улицам с граблями и вилами ходит, деньги зарабатывает,
индустрию строит. Народ обывательствует перед телевизорами и жжет ведьм на
кострах. Народ Христа гвоздями прибил для всеобщего обозрения, народ орет
"хлеба и зрелищ!". Народ не стоит искусства, Женя.
Женя молчал. Хотел какой-то вопрос задать, что-то выяснить - но не
решился. Что-то горькое и тяжелое поперек горла вклинилось.
В последнее время Жене все чаще попадались кондуктора-олигофрены. С
трясущимися руками, страшными глазенками, жесты, мимика - все
нечеловеческое. Берет такой зловещий карлик деньги, и смотрит на них, как на
круглые металлические кружочки, а не как на финансовую единицу. Сначала Женя
думал, что это просто кажется так, паранойя или вроде того. А потом
вспомнил, как знакомый реабилитолог, который по делам был в Германии,
рассказывал об одном банкете, где на столы накрывали инвалиды.
- У них какие-то функции частично утрачены, какие-то полностью. Их в
общество вернуть уже все равно не получится. Практичные немцы с ними как с
собаками поступают, но все же гуманно, не докопаешься, - говорил он. - Они
их как бы дрессируют. Учат делать простые работы. Положить вилку слева от
тарелки. Ножик справа. Стаканы. Салфетки. Блюда подавать в определенной
последовательности. Если инвалид понимает, делает все правильно - то ему
дают бонус какой-нибудь - конфету там или сигарету. Как собаке. Сидеть,
Тузик! Тузик сел. Тузику кусочек еды дали.
- Это разве не против прав человека?
- Ну, смотря кого человеком называть... Они, знаешь, такие... Только
есть умеют. И простые вещи делать. Только простые действия.
Эти кондуктора, надо признать, изрядно напоминали Жене инвалидов из
рассказа реабилитолога. Такие же уродливые, медлительные, со звериной
тупостью в глазах. С одним только исключением - немецкие инвалиды все-таки
вызывали жалость, а эти - не то злобу, не то страх, не то неприязнь.
В этот раз, правда, кондукторша оказалась ветхой пенсионеркой
необычайно высокого роста, и вроде бы без умственных отклонений. Женя пожал
руку Вите, залез в автобус, показал долговязой старухе проездной, включил
плеер и сел в углу. В самом конце, рядом с гудящим мотором. Половина
двенадцатого, людей почти нет. Пара сонных полупьяных подростков в самом
начале автобуса силились вспомнить, куда они едут - так громко и матерно