"Александр Алексеевич Крестинский. Белая дверь в актовый зал " - читать интересную книгу автора

властной рукой. Нет-нет, все что угодно, только не завуч!..
Звонок. Спасительный звонок, как порыв свежего ветра, уносит и туман,
и жесткую руку с плеча, и меня самого уносит. Подхваченный сильным
потоком, я лечу по коридору, врываюсь в класс, бахаюсь на парту. Всё.
Нет, не всё. Тихая, легкая наша Людмила Петровна, плывущая по классу,
будто ладья, с пышной русой косой через плечо, самая красивая и самая
молодая в школе, насупившись, смотрит на меня. И по тому, как движутся ее
густые брови, как морщится ее гладкий высокий лоб, я вижу: на щеках моих -
черные потеки, ворот рубахи распахнут, верхней пуговицы нет, дышу я как
паровоз и к уроку у меня ничего не готово.
Людмила Петровна смотрит с жалостью и досадой. "Иди умойся". Я
покорно иду из класса и думаю о том, что жизнь моя станет теперь
невыносимой, потому что я вынужден скрываться от физкультурницы, а куда
скроешься - завтра ее урок! Ах, что там, скрывайся не скрывайся, фамилию
мою она знает, и теперь жди самого худого: на следующем уроке откроется
дверь, войдет завуч, все встанут, и только один я буду знать, зачем он
вошел...
У нашего завуча очень трудное имя-отчество. Такое трудное, что нам
его говорили по складам, и писали на доске, и снова говорили, а мы все
равно не запомнили. Не то Шухнарьян Шухнарьянович, не то Забельзан
Забельзанович, не то Зангезур Зангезурович, не то Занзибар Занзибарович...
Нет, Занзибар - это остров. А впрочем... Одно я помню твердо: имя и
отчество звучат одинаково.
Ну вот, назовет он меня по фамилии, а я? Как я назову его, если
понадобится? А ведь может понадобиться. И я уже слышу: "Ты что, такой-то,
не знаешь, как меня зовут? Учишься, такой-то, в школе и не знаешь, как
зовут завуча? Нет, такой-то, этого я не потерплю. Пускай придут твои
родители и..." Вот тут фантазии моей не хватает. И... И... Что "и"?
Что-нибудь худое, конечно.
И по дороге в уборную, и под краном, из которого хлещет ледяная,
пахнущая хлоркой вода, я все пытаюсь вспомнить: Курагор Курагорович?..
Брамапут Брамапутович?.. Нет, не то. Помню только: странное, неслыханное,
диковинное... Вода попадает мне за ворот, я вздрагиваю, гогочу, и голос
мой гудит звонко и кафельно, и отчего-то становится легче. Даже веселей.
Встряхивая мокрой головой, шагаю обратно. Коридор - рекреация! -
лежит передо мной непривычно тихий и пустынный. Только далеко где-то
барабан, что ли: тра-та-та-та... И еще: длинь-длинь-длинь... Непонятно.
Длинь-длинь...
Я медленно взмахиваю крыльями и бесшумно лечу над коридором,
отдыхающим от сотен ног, над истертым, истоптанным паркетом, лечу,
вытягивая клюв и гортанно крича: "Ре-кре-ация!.. Ре-кре-ация!.."
Разумеется, я кричу про себя, но с большей охотой я кричал бы вслух, тогда
получился бы настоящий ворон. Я подлетаю к самой двери в актовый зал,
дотрагиваюсь до нее клювом, цепляюсь когтями за медную ручку и повисаю на
ней...
Длинь-длинь-длинь... Совсем рядом. Я упираюсь ногой в другую створку
двери и... плыву. Плавно, медленно. Это невероятно, невозможно,
неправильно - как хотите, - но дверь движется, и я плыву на ней! Без
скрипа, без стука она отворяется наполовину и замирает. Я отпускаю ручку и
робко, с бьющимся сердцем, заглядываю в зал.