"Всеволод Владимирович Крестовский. Кровавый пуф. Книга 2. Две силы" - читать интересную книгу автора

возразил дворовый, очевидно принявший на себя защиту панских интересов.
- Ай, што брехаць непутно! - махнув рукой, как на пустые речи,
выкрикнул пьяненький кум. - Паны!.. А што ж паны упярод не хацели каб нам
воля была, а цяпер удруг схацели яну?.. С чаго ж так?.. Полна, добраздею.
- Наш пан заусягды хацеу! - упорно отстаивал панский защитник.
- Наш пан?.. Ге-ге!
При этом возражении хлопы - себе на уме - только усмехнулись.
- Але! - подтвердил дворовый, - бо йон сильно магущи пан и багат
незличито! И есць у няго много й золота, й сяраб-ра, й бумажной манеты, и
йон як захоче, то усих сваих хлопоу адзалациць! Нада только з им пакорна
абхадзицца та слухац яго воли: што укаже, то й мусим рабиць, и усим нам з
таго згода будзе!
- А то так... так, так! - поддакнул и Янкель, - бо взже йон вельки пан!
И усше и сшто захоцыть, то из вам й изделаиць! И сшам пан ассессоржи[4]
Асессор - становой пристав. и сшам пан шпраник, и усше началство зпод пана
зживуц, и сшам энгерал-гибернатор из им вельки пшияциулек! Ну-у, и сштошь ви
тут говоритю!
- Пачайкайце, Панове! Пачайкайце трошку! - не без некоторой
восторженности стал жестикулировать дворовый, возвысив свой голос. - Паны
хацяц каб скарейш наврацилася Полыца, и як тольки яна наврацицца, нам усим
тоды жицье будзе, як нетреба найлепш![5] уся зямля наша, уся воля наша, ни
начальства, ни падушных, ни чего не будзе, а будзем мы усе роуно як паны!
Каб тольки Полыца!..
- Полыца!.. Ге-ге! - возразил ничем не довольный и во всем скептичный
кум. - Дзед мой помер ще за й за тридцать рокоу, так я ще тодысь памятую,
йон сказувау яка така была та Полыца, бадай яну черци драли! Щей й горш
было, як при панщизне!
- Ну, горш панщизны не може й быць! - заметили некоторые.
- А забий мяне Бог, кали не горш! Стары людзи кажуць! Стары людзи не
ашукаюць.[6] Яны лепш, як мы памятуюць сабе.
В это время из усадьбы прибежал казачок звать Хвалынцева в дом, так что
Константин лишился уже возможности быть невольным слушателем разговоров,
имевших для него даже некоторую долю поучительности. Наскоро поправив свой
туалет, он пошел вслед за казачком, думая себе: "ну, каков-то этот пан
Котырло?"
Пьяные речи корчемной публики намного противоречили тем розовым
картинам, которые рисовались столь идиллически-яркими красками в рассказах
Василия Свитки. Все то, что из-за полупритворенной двери удалось Хвалынцеву
расслушать в этой пьяной, но не лишенной смысла беседе, навело его на
некоторые мысли, породившие в душе еще и еще несколько зачатков новых
сомнений. Противоречие выходило явное. Свитка говорит, что между хлопом и
помещиком дружба, любовь, согласие и взаимная поддержка, а речь подгулявшего
хлопа дышит неудержимой ненавистью к благодетелю пану. Свитка говорит, что
народ ненавидит русское правительство, а пьяный хлоп тепло благодарит
Русского царя за волю, в которой пока еще, - да и то сомнительно, - видит
единое лишь благо, что, может, теперь паны не станут уже больше его
батожить. Свитка говорит что народ спит и видит, как бы поскорей
возвратилась прежняя Польша с ее порядками, а пьяный хлоп проклинает эту
желанную Польшу хуже чем недавнюю барщину. Свитка говорит, что у здешнего
народа нет ровно ничего общего с народом великорусским, а между тем он,