"Вендия 2. Незримые нити" - читать интересную книгу автора (Йенсен Брэнт)

Глава 11. Второй день расследования Казармы

Конан не знал, сколько у него было времени в запасе.

Дом Сатти мог заинтересовать не только киммерийца, но и множество других людей. В первую очередь тех, кто убил тысяцкого. Не стоило забывать и про стражей, которые наверняка уже обратили внимание на исчезновение Сатти. Возможно, были и другие любители интриг, что могли решить воспользоваться случаем и покопаться в тайниках одного излишне любопытного вендийца.

Шансов, что киммерийца опередили было немало. Но имелась одна вещь, которая вселяла надежду в сердце Конана. Сатти жил в центре города, там, где всегда полно народа, и чтобы залезть к нему домой при свете дня надо было быть изрядным наглецом.

Но сейчас солнце уже практически скрылось за горизонтом. У Телиды Конан провел около колокола.

Оставалось наведаться в казармы, определиться, что делать с Амьеном. Шеймасаи не сказал, когда именно он пришлет мага, но Конан так понял, что все-таки сегодня.

Надежда его оправдалась. Уже у ворот солдата оповестили Конана, что к нему прибыл визитер.

— Сотник, полколокола назад прибыл маг из посольства, — сказал один из туранцев, несших дежурство. — Хасан встретил его и отвел в дом, но колдун говорил, что желает общаться именно с вами.

— Хорошо, я понял, — кивнул киммериец.

Внутри дворца Конан быстро выяснил у солдат, куда именно отвел мага Хасан. Десятник не стал ничего выдумывать и оставил колдуна ожидать киммерийца в зале для приема почетных гостей.

Чтобы маг не чувствовал неудобств, ожидая возвращения сотника, слуги принесли в залу несколько больших блюд с кушаньями и два кувшина, заполненных жидкостью. Наверняка вином.

Наджамаль, а это к вящей радости киммерийца был именно он, даже не подумал притронуться к еде или напиткам.

Одет маг был более нарядно, чем во время прошлой их встречи с северянином. Колдун сегодня блистал черным балахоном с золотой вышивкой. Одеяние выглядело чрезвычайно неудобным, хотя и эффектным. Конан подумал, что днем Наджамаль в этом балахоне просто бы сварился от местной жары, хотя и вечером его ощущения наверняка были малоприятными. На пальцах мага красовалось множество перстней из золота и серебра с инкрустированными в них камнями. Головного убора не было, зато волосы были залиты непонятной субстанцией, от которой они сохраняли неподвижность, при этом источая сильный розовый запах.

Услышав шаги вошедшего в залу киммерийца, Наджамаль оторвал взор от созерцания пола и тут же зашелся в приступе кашля.

Конан вежливо дождался, пока его гость осилит свой недуг, и только после этого его поприветствовал.

— Добро пожаловать, мастер, — сказал северянин. — Можете мне не верить, но я действительно рад вас видеть.

—– Да, пожалуй, — согласился маг. — Визит Абу или Замаригдида вряд ли бы больше пришелся тебе по душе. Шеймасаи сказал, что он хочет, чтобы я осмотрел одного из твоих солдат.

— Это все, что он сказал? — попытался уточнить киммериец.

— Что ты имеешь в виду? — спросил маг.

Конану показалось, что удивление, которое он увидел на его лице, было деланным.

— Он мог сказать вам, чтобы вы осмотрели солдата, — ответил северянин. — В этом случае он сказал все. Но он мог добавить еще что-нибудь. И тогда получается, что он сказал не все. Я имел в виду примерно это, когда задавал свой предыдущий вопрос.

— Ты дерзишь мне, киммериец, — сказал маг.

— Абу я бы уже дал в зубы, — произнес Конан. — В прошлый раз вы оставили впечатление человека, способного к нормальному общению. Не заставляйте меня в вас разочаровываться. Я должен знать, что именно рассказал вам Шеймасаи. Это касается интересов Турана.

Наджамаль прокашлялся.

— Интересов Турана? — спросил он.

— Так и есть, — ответил Конан.

— Ты мне врешь и при этом осмеливаешься прикрываться Тураном?!

Наджамаль приподнялся из кресла. Лицо его сделалось красным от ярости. Несколько мгновений он хватал воздух широко открытым ртом. Конан не понял, было ли это следствие гнева или же маг в очередной раз пал жертвой своей болезни.

— Вы в порядке? — осведомился киммериец.

Не хватало еще посылать за другим лекарем, чтобы спасти присланного Шеймасаи.

— Нет. Неужели это не заметно? — тяжело вздохнув, выговорил маг и опустился назад в кресло. — Я умираю. Совсем скоро, сотник, ты со своими людьми будешь собирать ветки для моего погребального костра. И меня эта перспектива очень огорчает. Я не в порядке, киммериец.

— Сочувствие мое вам, все равно, я чувствую, не нужно, — сказал Конан. Маг очень удивил его своим признанием. Киммериец, в самом деле, не знал, как на него реагировать. — Так что, обойдусь без лишних ложных слов. Только пожелаю не отправляться на Серые Равнины, пока я не покину Айодхью. Не желаю иметь дело с Абу.

— По крайней мере, честно, — улыбнулся колдун. — Я, пожалуй, погорячился, когда назвал тебя лгуном. Но сути сказанного это все же не меняет. Ты говоришь, что защищаешь интересы Турана, утаивая нечто, связанного с твоим солдатом.

— Нергал вас забери! — выругался Конан и тут же сообразил, что именно он сказал. Но извиняться было глупо. — Наверняка мы оба знаем все об Амьене, только признаться в этом друг другу не хотим! Не такой дурак Шеймасаи, чтобы не рассказать вам, что происходит.

— Ну, так скажи мне, что такого с Амьеном? — попросил колдун.

— Нет уж! Вы – первый! — настаивал Конан.

— Мне надоел этот бред, — махнул рукой Наджамаль. — Ваш солдат вернулся от фансигаров безумцем, и нам предстоит выяснить, что именно они с ним сделали.

— А сразу нельзя было? — зло выговорил киммериец.

— Я хочу, чтобы ты понял, как надлежит общаться с магами, — объяснил туранец. — Только боюсь, это дохлый номер. Ты самовлюблен и упрям, как осел.

— Если бы оно так было, — усмехнулся Конан, — я бы отлично понимал магов, словно все они мои родные братья. Но, к счастью или к сожалению, ваша братия для меня – тайна, покрытая мраком, распознать которую, к тому же, я не особо стремлюсь.

— Надо было попросить Абу заняться солдатом, — как бы отстраненно произнес маг.

— Не надо было, — сказал киммериец. — С вами я могу нормально общаться. Только не стоит учить меня уважению. Просто ведите себя достойно. Я оценю, поверьте.

— Займемся солдатом? — предпочел переменить тему Наджамаль.

Конан так и не разобрался, как относится к нему этот болезненный колдун: симпатизирует или, наоборот, едва сдерживает гнев или презрение.

— Конечно, — согласился киммериец.

И они отправились в комнату десятника.

Северянин решил не брать с собой ни Хасана, ни Масула. Им он отдаст распоряжения после того, как Наджамаль покинет казармы: ни к чему было показывать магу, кому из десятников он доверяет настолько, что посвятил их в тайну Амьена.

Когда сотник и колдун вошли в комнату, больной мирно спал. В принципе, больше ему делать было нечего. Связали его товарищи довольно крепко, и от кляпа он не сумел избавиться. У Конана его вид вызвал жалость.

— Крепко ты с ним, — Наджамаль тоже по достоинству оценил положение Амьена.

— У меня не оставалось выбора, — сказал киммериец. — Договориться с ним не получилось бы. Я не хотел, чтобы другие солдаты знали, что случилось с Амьеном.

— Правильно, — похвалил сотника Наджамаль. — Лучше всего будет, если он и впрямь безумен, поскорее его убить.

На этот раз киммериец воспринял совет спокойно. Он уже понял, что все те, кто не входит в сотню, узнав про Амьена, будут рекомендовать поскорее отправить его на Серые Равнины.

— Я не хочу его убивать, — сказал Конан. — Это будет нечестно по отношению к бедняге.

— Понимаю тебя, — кивнул Наджамаль. — Ты слишком молод, чтобы всегда слушаться разума. Предпочитаешь доверять сердцу. Пока не изменишься, так и будешь никчемным сотником.

— Значит, такая моя судьба, — не стал спорить северянин. Амьен, разбуженный разговором двух визитеров, с интересом разглядывал мага, время от времени кидая опасливые взгляды в сторону киммерийца. — Может, приступим к делу? Надо его развязать?

— Усади, — сказал колдун. — Этого будет достаточно. Сделать бы еще как-нибудь, чтобы он смотрел мне в глаза…

— Могу подержать голову, — предложил Конан.

— Пойдет, — согласился Наджамаль.

Киммериец подошел к Амьену. Тот, похоже, не уловил сути произошедшего разговора, но вид надвигающегося на него северянина его смутил. Он задергался и попытался отползти в сторону, но путы не позволили ему этого сделать.

— Спокойно, спокойно, — заговорил с ним Конан.

Он отвязал десятника от кровати, одной рукой придерживая за плечо, чтобы тому не вздумалось убежать или броситься на мага. После этого он аккуратно усадил его на край кровати. При этом киммериец ровным тоном, рассчитывая больше на интонацию, нежели на слова, уговаривал туранца не бояться и не мешать ему.

— Мы готовы, мастер, — обратился северянин к колдуну.

Наджамаль приблизился к больному. Амьен, предчувствуя недоброе, занервничал и начал вырываться. Но по силе ему было далеко до киммерийца, и ничего путного из попытки бегства не вышло. Конан крепко прижимал к себе десятника правой рукой, а левой держал его голову, повернутой в нужном направлении.

Колдун коротко кивнул киммерийцу, благодаря за помощь, и начал читать заклятья. Большинство слов было гирканского происхождения. Конан воспринял это, как хороший знак: насколько он знал, темные заклятья в большинстве своем были кхарийской школы.

Амьен волшбу переносил совершенно ровно. Слова Наджамаля его будто убаюкали. Он перестал дергаться, не пытался отвернуться от мага.

Колдовал Наджамаль недолго. Через десятую часть колокола он прекратил творить заклятья. И тут же зашелся в сильнейшем приступе кашля. Мага так трясло, что он не устоял на своих больных ногах и свалился на пол. Конан не знал, что ему делать: бросаться на помощь колдуну или продолжать держать Амьена.

— Все нормально, — Наджамаль поднял ладонь, показывая киммерийцу, что он справится сам. — Не стоит беспокоиться.

— Вы закончили? — спросил Конан.

— Да, можешь возвращать его в прежнее положение, — ответил маг. Покрякивая, он поднялся с пола, опираясь одной рукой о кровать. — Он – пуст.

— Разум уже не возвратится к нему? — уточнил киммериец.

Одновременно он аккуратно уложил больного. Затем примотал свободные концы его пут к спинке кровати.

— Там разума почти и не осталось, — сказал Наджамаль. Он тоже присел на кровать: сил у него было всего ничего. — Его теперь даже научить разговаривать не получится. Есть, пить будет, на горшок привыкнет ходить. Да и все. Кто-то обрушил на его голову весьма сильное заклятье. Все воспоминания стерли напрочь.

— Еще можете что-нибудь сказать? — поинтересовался Конан.

— Работал новичок или неумеха, — ответил маг. — Во всяком случае, складывается такое впечатление. Заклинание применено мощное. Правда, его происхождение я так и не определил…

Тут Наджамаль о чем-то задумался, потом понял, что не договорил и продолжил:

— Так вот, заклятье вышло хоть и сильное, но очень уж не выверенное. Следов волшбы на твоем человеке – уйма, он от магии чуть ли не светится. Опытный колдун не стал бы так неэкономно расходовать свои силы.

— Стал бы, — поспорил киммериец, — если бы хотел создать видимость, что работал новичок.

— Здесь можно только гадать, — ответил колдун.

— Если вам случайно встретится волшба колдуна, который свел Амьена с ума, — спросил Конан, — вы сумеете ее различить?

— Ты ничего не понимаешь в магии, — вздохнул Наджамаль. — Самое большее, я смогу сказать, похож ли стиль волшбы на тот, который использовали здесь. Но это ни в коем случае не будет доказательством того, что работал один и тот же человек.

— Надеяться на иной результат было глупо, — признал киммериец. —– Хорошо хоть Амьена не превратили в нечто вредоносное. От безумца проблем, конечно, прибавится, но не сильно. Примите мою благодарность за работу. Шеймасаи тоже можете передать, что я ему признателен.

— Хорошо, — ответил маг. — Если не забуду.

— Может, теперь отужинаете? — продолжал исполнять роль гостеприимного хозяина Конан, хоть ему и не терпелось поскорее отправиться к Сатти.

— Благодарю, сотник, но у меня дела.

— Я распоряжусь, чтобы вас проводили.

— До ворот.

Конан только был рад уточнению колдуна: ему не хотелось отпускать солдат в город.

Они с магом покинули комнату. Наджамаль сильно хромал, и Конан поддерживал его за локоть.

Вскорости колдун был перепоручен двум встреченным солдатом. Конан попрощался с Наджамалем, еще раз поблагодарив его за помощь, и отправился искать Хасана с Масулом.

Первым нашелся султанапурец.

— Хасан говорил, что от Шеймасаи приходил человек, — обратился он к Конану. — Настоящий лекарь или подделка?

— Настоящий, — сказал киммериец. — Но не лекарь, а маг.

Северянин осмотрел по сторонам: они стояли в коридоре, и, находись кто поблизости, их могли бы подслушать.

— Наши подозрения насчет Амьена подтвердились, — продолжил Конан, когда убедился, что рядом никого нет. — Колдун сказал, что его лишили разума магией. Излечить его не получится.

— Это даже хорошо, — сказал Масул. — Хоть и жестоко так говорить, но, заговори он, у нас могли бы возникнуть проблемы. Кстати, колдун не мог тебя обмануть?

— Ну, и вопросы у тебя! — усмехнулся киммериец. — Кто ж их, магов, разберет?!

— Да, глупо спросил, — признал султанапурец. — Пойдем устраивать беднягу Амьена? Хасану его еще кормить и подтирать, пусть пока отдохнет.

Десятник сделал несколько шагов к комнате Амьена. Но Конан за ним не последовал. Масул увидел это и остановился.

— Что? — непонимающе спросил он.

— У меня есть дела в городе, — сказал Конан. — Управишься один?

— Управлюсь, конечно, — султанапурец спокойно воспринял, что возиться с Амьеном ему придется в одиночку. — Вернешься или на всю ночь?

— Пока не знаю, — честно ответил киммериец. — Рано или поздно вернусь.

— Ладно, удачи.

Северянин про себя подумал, что сейчас не только ему, но и всей сотне, очень надо, чтобы удача хоть ненадолго встала на его сторону.

Солдаты в казарме смотрели на направляющегося к воротам киммерийца без особой зависти. Им уже надоела эта страна и этот город. Они желали поскорее возвратиться назад в Аграпур, повидать старых друзей и оставленных в столице Турана любовниц.

Теперь лишь от Конана зависело, когда сотня отправится домой. После гибели Сатти Телида не решилась бы и дальше затягивать отъезд. Но киммериец не мог покинуть Айодхью до того, как отыщет тех, кто использовал Хамара и убил браминов. Значит, придется туранцам еще немного потерпеть разлуку с подругами.

Но был и еще один человек среди солдат, который совсем не спешил домой.

Бернеш возник перед киммерийцем, почти сразу, как тот свернул с улицы, на которой располагался дворец, отведенный для туранской сотни.

— Я не решился оставлять для тебя сообщение, — сказал бастард, пристраиваясь по правую руку от Конана, который даже не подумал остановиться и продолжал быстро выхаживать вперед. — Но и в казармах дожидаться тебя мне тоже было не по душе.

— Ты следил за мной? — строго спросил северянин.

— Не совсем, — многозначительно ответил Бернеш. — Я ждал, когда ты заглянешь в казармы. Потом дождался, пока ты выйдешь. Кстати, наблюдал в гостях у нас одного из магов Шеймасаи. Он к тебе приходил?

— В каком-то смысле – да.

— Ну, вот, как за ним ты вышел, я и отправился догонять тебя. Объяснишь теперь, чем именно ты занимаешься?

— Нет времени, — отмахнулся Конан.

Потом киммериец подумал, что он, пожалуй, спешит. Бернеш мог ему пригодиться именно здесь и сейчас.

— Но как? — возмутился бастард.

— Ладно, пойдешь со мной, — объявил свое решение северянин. — Мне может понадобиться помощь.

Конан помнил, что Бернеш как воитель далеко не ровня тому же покойному Хамару, но все же он знал, с какой стороны держать саблю. И как-то же он перенес все свои сражения! Лишний клинок в доме Сатти мог оказаться нужным, вздумай его навестить другие охотники до записей любознательного тысяцкого.

— Я согласен, — тут же выпалил Бернеш. Впрочем, до этого он ни на миг не сбавлял шагу, давая понять, что будет следовать тем же путем что и его сотник. — Куда мы направляемся.

— В место, где хранятся секреты, — сказал Конан. — Лучше будет, если мы доберемся туда первыми и уйдем, пока не появились другие искатели тайн.

— Говоришь загадками, — недовольно сказал бастард.

Он вслед за Конаном прибавил шагу. Народу на улицах осталось уже мало, и можно было идти без боязни на кого-нибудь наткнуться.

— Потому что объяснять слишком долго, — ответил киммериец. Историю всех своих похождений в Айодхье по его прикидкам он сумел бы изложить самое меньшее за два колокола.

— Но сколько-то времени у нас есть в запасе, — не сдавался Бернеш.

— Мертвого уболтаешь, — подвел итог всем просьбам подчиненного северянин. — Все равно, не отстанешь. Спрашивай: что успею, то расскажу.

— Надеюсь, после дома с секретами, — сказал Бернеш, — у нас будет и время, и возможность поговорить поподробнее… Сейчас подумаю, что больше всего хочу узнать. Вот! Сотник, какая связь между твоим назначением и помешательством Хамара?

Такого вопроса киммериец никак не ожидал. Ему даже и в голову не приходило, что кто-то может попытаться связать его, Конана, назначение с тем, что Хамар в Айодхье сошел с ума и принялся резать браминов.

— Какая еще связь?! — заявил Конан.

— Есть два факта, — принялся объяснять бастард, очень спокойно отреагировавший на возмущение киммерийца. — Первый: тебя послали в Вендию с какой-то неизвестной мне целью, для решения задачи, которая важна ни много, ни мало для благополучия всего Турана. Поверь, увидеть северянина во главе сотни почетного сопровождения для вендийцев было настоящим шоком. У империи должны были быть веские основания, чтобы подставить свой престиж под такой удар.

Конан подумал, насколько же хитро поступил Илдиз. Даже его собственные десятники считали, что северянин должен был сотворить в Вендии нечто весьма и весьма значимое. Что творилось в головах у вендийцев, было совсем сложно представить. В такой ситуации те, кто замышлял недоброе против Турана, просто не могли не проявить себя.

И они себя проявили. Тот же Сатти, скорее всего, погиб именно из-за того, что взял к себе в компаньоны загадочного туранского сотника.

Только теперь непонятно было, что делать с этими проявившими себя врагами. В отличие от окружающих, киммериец понимал, что он знает и может очень мало.

— И второй факт, — продолжал тем временем Бернеш. — Единственное, но весьма значимое событие в сфере взаимоотношений Турана и Вендии – это совершение нашим солдатом в столице кровавой расправы над семью браминами и их близкими. Должна быть связь. Ты просто не можешь не иметь отношения к этой резне.

— На что ты намекаешь? — Конан не понял, уж не вздумал ли Бернеш обвинять его в убийствах.

— Я ни на что не намекаю, — открестился десятник. — Я привожу факты.

— Тогда, позволь чуть-чуть поколебать свое ошибочно сложившееся мировоззрение, — зло сказал киммериец. Ему очень не понравились подозрения Бернеша. — Третий факт. Десятник, заменивший Газила, Амьен то есть, вполне возможно, имеет самое прямое отношения к фансигарам. Когда у меня, а, я думаю, что еще и у местных стражей накопилось достаточно оснований, чтобы допросить его, некий неизвестный маг, наделенный немалой сил, взял и вычистил до основания и его память. Что скажешь?!

— Что это очень интересно, — замялся Бернеш.

— А сколько еще есть всего, что мы не знаем! — продолжал кричать на десятника Конан. — Рано ты начал строить догадки. Мостики выстраивать! Не имею я никакого отношения к Хамару. Разве что кроме того, что все свое время трачу, пытаясь отыскать тех, кто стоит у него за спиной.

— Хорошо, извини, — пытался успокоить киммерийца бастард. — Я и не пытался тебя в чем-то обвинять.

— Еще как пытался! — рявкнул Конан. — Нергал тебя задери!

Северянин ужасно злился. Он решился довериться Бернешу, взять его в помощники, а тот первым делом предъявил свои догадки, что якобы Конан как-то направлял Хамара. Хорошо хоть, услышав про Амьена, бастард умолк.

Но поостыв киммериец осознал, что именно он выболтал Бернешу, чтобы отвести от себя обвинение.

Не стоило рассказывать ему правду об Амьене да еще добавлять про мага, что над ним поработал. Это знание Конан собирался оставить лично для себя, не вовлекая никого в тайну внезапного недуга Амьена.

Случайно или нет, но Бернеш легко вытянул из него нужные сведения.

— Я же извинился, — сказал бастард, когда увидел, что порыв гнева у его спутника спал. — Ответишь еще на вопрос?

Киммериец заговорил не сразу. Ему хотелось послать десятника куда подальше. Но это было бы слишком просто. Он решил считать Бернеша союзником, значит, и относится к нему нужно было соответственно, не обращая внимания на странные рассуждения и обвинения.

— Давай, спрашивай.

— Скажешь, что именно тебе поручили в Аграпуре?

— Мне запрещено об этом говорить.

— Ты искал убийцу нашего прежнего посла? Да?

Киммериец вздохнул, дивясь тому, насколько же приставуч десятник.

— Скажем так, — произнес Конан, — поиски убийцы входят в сферу интересов Турана.

— Тебя так в Киммерии научили говорить? — полюбопытствовал Бернеш. —– Я думал вы там только воюете клан с кланом и едите мерзкие блюда из кишок.

Бастард повернулся к Конану, демонстрирую тому свою лучезарную улыбку. Ход был правильный. Северянин уже собирался врезать туранцу, но вовремя понял, что тот всего лишь шутит.

— Был в шаге от смерти, — сообщил товарищу Конан.

— Продолжаем разговор? — не успокаивался Бернеш.

— Пошел к Нергалу, — отмахнулся сотник.

— Ну, и отлично, — сказал бастард. — Я уже было испугался, что ты не захочешь дальше со мной говорить. Терпение – твой конек.

— Заткнись, — дал совет киммериец.

— Скажи хотя бы, куда именно мы идем?

Киммериец подумал, что этот вопрос вполне разумный. На него правильным было ответить.

— Я знал одного вендийца, — сказал Конан. — Он расследовал убийство нашего посла и резню, устроенную Хамаром. Насколько мне известно, сейчас он мертв. В доме у него могут храниться его рабочие записи. Я хочу их заполучить.

— Откуда ты знаешь, что он мертв? — Бернеш задал свой вопрос, но, глянув на киммерийца, поняв, что тот не собирается отвечать, задал другой. — Я имею в виду, как давно гуляет по городу известие о его смерти? Велики шансы, что нас могли опередить?

— Кто его знает? — сказал Конан. Он и сам не представлял, кто и когда может, кроме него, решиться влезть в дом к Сатти. — Наверное, велики. Пока те, кто находится по другую сторону доски, переигрывали меня вчистую. Почему я должен думать, что сейчас все будет по-другому?

— Оптимистично, — дал свою оценку Бернеш.

— Все, заткнись, — не позволил ему продолжить фразу киммериец. — Мы почти пришли.

До дома Сатти по его прикидкам оставался всего один квартал. Это, конечно, если он не перепутал ориентиры, о которых поведала ему Телида.

На улице было тихо. Не то чтобы звуков совсем не было: шумел мелкими камушками ветер, доносилось эхо людских голосов из расположенных по сторонам домов, где-то лаяла собака. Но прохожих, кроме киммерийца и Бернеша, на улице не осталось. Для Айодхьи это было странно, даже для столь позднего времени суток.

Конан переместился к правому краю улицы, увлекая за собой замолчавшего, наконец, Бернеша. Дома на этой стороне стояли неровно, и двух путников в тени было различить не столь просто.

Так, тихо крадучись, они подобрались к самому дому Сатти.

Это было двухэтажное строение. Выглядело оно несколько необычно. Кладка дома казалась более крепкой, чем у соседних. Жилище невольно вызывало ощущение надежности. Киммериец заподозрил, что дело было в магии, которую покойный тысяцкий мог использовать в защите стен.

Но, самое главное, в доме почти не было окон. Те, что имелись, располагались на уровне второго этажа, и были чрезвычайно узкими. Собственно, они больше походили на бойницы, нежели на окна.

Сатти при жизни заботился о своей безопасности.

Киммериец подумал, что зря он не принял в расчет то, что тысяцкий мог озаботиться не только крепкими замками, но и магической защитой. Сейчас он полагал, что если они смогут просто проникнуть внутрь дома, одно это уже можно будет считать удачей.

Тут Бернеш слегка потеребил киммерийца за рукав.

— Тебе это ничего не напоминает? — шепотом поинтересовался он у Конана.

— Не понял, — ответил киммериец.

Его мысли были целиком заняты защитой дома, и он не смог так сразу разобраться, что на этот раз заинтересовало десятника.

— Улица совсем пуста, — сказал Бернеш. — Когда Хамар убивал вендийцев, рядом с их домами тоже никогда никого не оказывалось. Во всяком случае, никто не признался.

— Совпадение, — не согласился Конан.

Записи тысяцкого и покойного посла, конечно, представляли из себя лакомый кусочек, но сравнить охоту за ними с охотой за браминами у киммерийца рука не поднималась.

— Пожалуй, — кивнул Бернеш, немного удивив северянина тем, насколько быстро отказался от своей идеи. — Как будем пробираться внутрь?

—– Я могу попробовать влезть в окно, — предложил киммериец. — Оно, конечно, узкое, но не настолько.

— Может, сначала испытаем дверь? — сказал бастард. — Вдруг открыта.

До того, как сотник успел его остановить, он быстро двинулся вперед. Конан мог только посылать вслед проклятья, и то про себя.

Бернеш добрался до заветной двери. Потянул на себя. Разумеется, ничего дельного из его затеи не вышло. Дверь оказалась заперта. Бастард бросил на Конана расстроенный взгляд и пожал плечами, показывая, что рассчитывал на другой результат.

Десятник сделал шаг по направлению к углу дома, за которым ожидал его притаившийся киммериец. Но тут что-то привлекло внимание бастарда. Он замер, повернулся к двери… и уже через мгновение отшатнулся назад. Одновременно дверь распахнулась. Из нее на улицу брызнул теплый желтый свет.

Раздался тихий звук. Что-то вроде шелеста. Бернеш коротко вскрикнул и завалился на землю.

Времени на раздумья у киммерийца не оставалось. В два прыжка он долетел до двери, выставив перед собой руку, не давая ей закрыться. Краем глаза он заметил, что Бернеш корчился от боли. По крайней мере, он был жив. Пока.

Стоило Конану оказаться на пороге дома, как на него набросился человек с саблей. Внутрь дома убегал второй ночной визитер. В руке у него была маленькая бамбуковая трубочка. Похоже было, что из нее он что-то выдул в лицо Бернеша. Но сейчас киммерийцу было не до погони за любителем хитроумного оружия: он уворачивался от клинка первого вендийца, демонстрируя чудеса ловкости.

Достать собственное оружие у киммерийца времени не было. Но получилось расправиться с противником и без помощи сабли. Клинок вендийца после очередного выпада, которым он пытался достать Конана, застрял в дверном косяке. Тут же северянин могучим ударом кулака сломал шею врага.

За спиной Бернеш уже даже не стонал. Времени заниматься бастардом у киммерийца не было: если в доме был хоть один арбалетчик или у того парня остался еще порошок для его трубочки, для Конана это могло обернуться серьезными неприятностями.

Он вынул саблю и быстрым шагом, ступая, однако, абсолютно беззвучно, двинулся в ту комнату, куда скрылся второй вендиец.

Убедившись, что за приветливо приоткрытой дверью никто не притаился, Конан быстро вошел внутрь, одновременно отпрыгивая в сторону на тот случай, если кто-нибудь вздумал бы выпустить в него арбалетный болт.

Ничего такого не произошло. В комнате в тот момент никого не было.

Конан обратил внимание, что здесь, как и предыдущем помещении горело несколько масляных ламп, дававших обильный свет. Зачем он понадобился ночным визитером, догадаться труда не составило. Вся комната была разворочена. Вендийцы, также как и Конан, пришли за записями тысяцкого, и точно также не знали, где именно они хранятся. Последнее стоило расценивать как удачу.

Вдруг со второго этажа послышался шум.

Через пару мгновений на лестнице, которая находилась как раз в той комнате, где стоял киммериец, появилось двое молодчиков с саблями, облаченные в кольчуги. Арбалетов у них не было. Но помимо этого, у них еще не было и шлемов, и Конан узнал в воителях двух из трех гвардейцев, что пленили его у дворца повелителя.

Вендийцы медлили, не спешили нападать на Конана. Он быстро сообразил, что их глаза еще не привыкли к свету. Окна второго этажа были темны, значит, ночные визитеры жгли лампы лишь внизу, боясь привлечь к себе внимание. Вот сейчас гвардейцы и расплачивались за такую тактику.

Конан взбежал вверх по лестнице. Сначала он сделал выпад в живот одному из вендийцев. Тот попытался отбить удар, но вышло у него это неуклюже. И клинок киммерийца вспорол ему живот. Кольчуга не спасла своего обладателя.

Второй вендиец, тем временем, сам напал на Конана. Но и у него движение получилось весьма невыверенное. Киммериец без труда увернулся от сабли и ударил в ответ. Целился он вбок, стремясь покалечить противника, а не убить его. Это желание чуть не стоило ему жизни. Но сей раз клинок кольчугу не пробил. Хорошо, что удар сам по себе вышел достаточно сильный.

Гвардеец захрипел от боли. Глаза его закатились, и он рухнул на пол без сознания.

На всякий случай, киммериец ударил его ногой в висок, чтобы враг не скоро очухался. Затем Конан наклонился к вендийцу и оторвал кусок ткани от его рубахи, выдернув ее за горло из-под кольчуги.

Материей он обмотал лицо, оставив не прикрытыми только глаза. Конан не жаждал повторить участь Бернеша. Обладатель трубочки мог сейчас притаиться в ожидании, когда киммериец войдет в комнату.

Но иного выхода у Конана не оставалось. Необходимо было двигаться дальше.

Он повторил тот маневр, что уже совершал внизу: быстро вошел и тут же отпрыгнул в сторону. И вновь на него никто не напал.

Конан осмотрелся. В комнату через открытую дверь проникало немного света с первого этажа. На первый взгляд никого внутри не было. Но враг вполне мог затаиться, например, под кроватью. Киммериец уже собрался проверить все места, где мог прятаться оставшийся вендиец, как услышал на улице шум.

Подойдя к окну, северянин увидел убегающего вдаль по улице обладателя бамбуковой трубочки. Судя по комплекции, это был именно он. За спиной у вендийца находился большой матерчатый мешок. Полный.

Конан оценил свои силы и понял, что бросаться в погоню он уже опоздал.

Как, скорее всего, опоздал и проверять тайники в доме Сатти. Вендийцы опередили его и наверняка забрали с собой все, что представляло ценность.

Но, по крайней мере, у Конана оставался пленник, который мог многое рассказать. Уже дважды этот гвардеец оказывался на пути сотника.

Киммериец, на всякий случай, быстро осмотрел комнату. Ничего интересного, как и следовало ожидать, он в ней не нашел. После этого он вернулся к поверженному гвардейцу. Тот еще не очнулся.

Конан решил, что сколько-то времени у него в запасе оставалось. Надо было спуститься посмотреть, что с Бернешом. Если сумасбродный десятник скончался, лучше было поскорее втащить тело в дом.

Но до входной двери дойти ему было не суждено. Как только киммериец спустился с лестницы, он увидел перед собой тень.

Тут же он вспомнил, что забыл выпить очередную порцию репилента. Северянин потянулся к сумке, притороченной к поясу, в которой он лежал. Но достать эликсир он не успел. Руки и ноги перестали его слушаться.

Медленно вдоль стены киммериец сполз на пол. Невидимые пальцы обхватили его горло и начали душить. В этот раз тень действовала куда медленнее, чем во время первой их встречи в покоях сотника в казарме. Конан чувствовал, что она умышленно держит его на грани между жизнью и смертью, и у него не было никаких шансов избавиться от ее цепких объятий.

Тень долго выжидала, выбирая момент и теперь наслаждалась заслуженной победой.

Тут Конан, сквозь пелену, застилавшую ему глаза, различил ползущего к нему по полу Бернеша. Передвигался десятник с огромным трудом, но все же постепенно приближался к киммерийцу.

Тень пока что его не замечала, увлеченная муками северянина.

Конан, собрав последние остатки сил, сделал короткое движение рукой. Указал на сумку. Оставалось надеяться, что Бернеш правильно истолкует его жест.

Время текло невероятно медленно. Тень мучила киммерийца, а бастард едва заметно двигался. Конан чувствовал, что вот-вот не выдержит, и сердце его остановиться.

Но он еще крепче сжимал зубы и терпел. Наконец, десятник добрался до поверженного тень киммерийца. Тварь его так и не заметила.

Бернеш правильно понял, что хотел показать ему киммериец. Он размотал тесемки сумки, проник в нее рукой и, недолго пошарив, извлек на свет пузырек с репилентом. Счастье, что в сумке не было больше ничего, что сошло бы за средство борьбы с демонами.

Едва бастард вынул из пузырька пробку, как тень отлетела прочь.

Киммериец сразу почувствовал себя лучше. И тут же ему в голову пришла одна совершенно безумная мысль.

— Прикрой слегка пробку, — попросил он Бернеша. — Давай, за ней понаблюдаем.

— Давай, — согласился бастард.

Он прислонил пробку к горлышку так, чтобы репилент не проникал в воздух комнаты. Но случись что с Бернешем, сосуд вновь оказался бы открыт.

— Смотри, — произнес киммериец.

Тень медленно вползла в комнату. Двигалась она медленно, по дальней от солдат стене. Конан чувствовал, что она боится.

Он не ошибся: существо, что охотилось за ним, обладало и разумом, и чувствами. Оно напоминало своим поведением даже не животное, как полагал раньше киммериец, а человека.

Не спеша, аккуратно перемещаясь со стены на стену, тень добралась до поверженного Конаном бессознательного вендийца. Конан испугался, что она может убить ценного пленника, и уже собрался велеть Бернешу прогнать демона, как вдруг вендиец очнулся.

Он медленно поднялся на колени и бросил взгляд на солдат.