"Агата Кристи. Улица Арлекина" - читать интересную книгу автора

приветственно помахала ему рукой.
- Джон с Анной только что вернулись, - издали крикнула она. - Они
знали, что вы должны вот-вот приехать, но никак не могли пропустить
репетицию.
- А что за репетиция? - спросил мистер Саттертуэйт.
- Сегодня вечером будет маскарад, или не знаю уж, как его назвать, -
но с песнями и танцами, как положено. Мистер Мэнли - вы его, кажется,
видели, у него тенор - так вот, он будет петь Пьеро , а я Пьеретту.
Приедут двое профессиональных танцоров - на роли Арлекина и Коломбины, как
вы понимаете... И еще будет большой хор девочек. Леди Рошеймер занималась
с деревенскими девчонками - у нее просто талант по этой части. И музыка
неплохая, хотя, по-нынешнему, почти без мелодий... Клод Уикем - знаете
такого композитора?
Мистер Саттертуэйт кивнул, ибо, как уже говорилось, он знал всех. Он
многое знал и о Клоде Уикеме - восходящей звезде в мире музыки, и о леди
Рошеймер - дородной еврейке, питавшей слабость к молодым людям от
искусства. Он также все знал о сэре Леопольде Рошеймере, который хотел,
чтобы его жена была счастлива, но, в отличие от большинства мужей, не
мешал ей быть счастливой так, как ей самой хочется.
Клода Уикема они нашли за чаем у Денменов. Он непрерывно что-то
говорил, при этом запихивая в рот все без разбору и беспорядочно
размахивая длинными белыми руками, которые у него, казалось, сгибались в
обе стороны. Глаза композитора близоруко щурились из-за больших очков в
роговой оправе.
Джон Денмен, крепкий цветущий мужчина, разве что чуточку
расположенный к полноте, тоскливо выслушивал его рассуждения. С появлением
двух друзей музыкант переключился на мистера Саттертуэйта как более
благодарного слушателя. Анна Денмен тихо сидела за чайником. Лицо ее, как
всегда, ничего не выражало.
Мистер Саттертуэйт украдкой взглянул на хозяйку. Высокая, худощавая,
даже чересчур. У нее были черные волосы с пробором посередине,
широкоскулое лицо без тени косметики, обветренная кожа, - видно, что эта
женщина не привыкла с утра до вечера заниматься своей наружностью. С виду
безжизненная, неподвижная, как манекен, - и все же...
"У нее совсем не простое лицо, - подумал мистер Саттертуэйт. - В нем
что-то есть... Есть - и в то же время нет! Что-то тут не так! Что-то не
так".
- Прошу прощения, что вы сказали? - спросил он у Клода Уикема.
Клод Уикем, обожавший звук собственного голоса, с удовольствием начал
свою тираду сначала.
- Россия, - заявил он, - вот единственная страна в мире, достойная
внимания. Они не побоялись, пошли на эксперимент! Да, пусть это был
эксперимент над человеческими жизнями - но ведь эксперимент же! И это
прекрасно!.. - Он затолкал в рот бутерброд целиком и тут же закусил его
шоколадным эклером, которым только что оживленно размахивал. - Взять хотя
бы русский балет, - с набитым ртом продолжал он. Тут, вспомнив о хозяйке,
он обернулся к ней. Вот что она, к примеру, думает о русском балете?
Этот вопрос, очевидно, был всего лишь прелюдией к пункту более
важному, а именно к тому, что сам Клод Уикем думает о русском балете,
однако ответ ее оказался столь неожиданным, что оратор начисто сбился с