"Агата Кристи. Бремя любви" - читать интересную книгу автора

Ллевеллин про себя усмехнулся. Такая, значит, манера ухаживать на
этом острове. Девушки были красивы - гордые черноволосые красавицы не
самой ранней юности; лет через десять или раньше они станут похожи на тех
стареющих женщин, которые вперевалочку идут в гору, опираясь на руку мужа:
толстые, добродушные, полные достоинства, несмотря на бесформенную фигуру.
По крутой узкой улочке Ллевеллин спустился к гавани.
Там в кафе с широкими террасами сидели люди, пили разноцветные
напитки из маленьких рюмочек. Перед кафе прогуливались целые толпы. И
здесь люди снова отмечали Ллевеллина как иностранца, но не проявляли
повышенного интереса. Они привыкли к иностранцам. Приходили корабли,
иностранцы сходили на берег, иногда на несколько часов, иногда чтобы
пожить здесь, но недолго: гостиницы тут были скромные и лишенные такой
роскоши, как водопровод и канализация. Глаза прохожих говорили: нам дела
нет до иностранцев; они чужие и не имеют ничего общего с жизнью острова.
Незаметно для себя Ллевеллин умерил шаг. Поначалу он шагал бодрой
поступью - так ходят американцы, знающие, куда направляются, и озабоченные
тем, чтобы попасть туда возможно скорее.
Но здесь не было определенного места, куда ему нужно попасть. Он был
просто человек, один среди таких же, как он.
С этой мыслью к нему пришла теплота, счастливое ощущение братства,
нараставшее в нем в последние месяцы.
Как описать это чувство близости, общности с ближними?
Беспричинное, бесцельное и бесконечно далекое от снисходительности
благотворителя, это было осознание любви и дружбы, которая ничего не дает
и не требует взамен, не просит и не оказывает благодеяний. Это можно было
бы назвать мгновением любви, охватившего тебя всепонимания, беспредельного
блаженства - мигом, который по самой своей природе не может продлиться.
Как часто Ллевеллин слышал и произносил слова: "Твоя любовь и доброта
к нам и ко всем людям" "Псалмы, XXIII, 4.". Человек тоже может испытать
это чувство - но не может его удержать.
И вдруг он увидел, что здесь и заключается воздаяние, обещание
будущего - до сих пор он этого не понимал.
Пятнадцать с лишним лет он был этого лишен - чувства братства с
людьми. Он держался особняком - человек, посвятивший себя служению. Но
теперь, когда со славой, с мучительной опустошенностью покончено, он снова
сможет стать человеком среди людей. Он более не призван служить - только
жить.
Ллевеллин свернул и присел за столик в кафе. Он выбрал столик у
стены, чтобы глядеть на другие столы, на прохожих, на огни гавани и
стоящие в ней корабли.
Официант принес заказ и спросил мягким, музыкальным голосом:
- Вы американец, да?
- Да, - ответил Ллевеллин. - Американец.
Улыбка осветила серьезное лицо официанта.
- У нас есть американские газеты, я вам принесу.
Ллевеллин мотнул было головой, но сдержался.
Вернулся официант и с гордостью вручил ему два цветных американских
журнала.
- Спасибо.
- К вашим услугам, синьор.