"Агата Кристи. Бремя любви" - читать интересную книгу автора

повернуть обратно. В то холодное раннее утро я увидела, как мне будет
трудно, как страшно, я подумала, не вернуться ли - но пошла дальше.
Он мягко спросил:
- И вы жалеете?..
- Нет, нет! - неистово выкрикнула она. - Я никогда не жалела!
Прекрасна была каждая минута! Об одном только я жалею - что он умер.
В глазах ее была жизнь - больше не казалось, что она витает где-то в
сказочной стране. К нему через стол потянулась страстная, живая женщина.
- Он умер слишком рано, - сказала она. - Как там Макбет сказал: "Она
должна бы умереть попозже..." "Цитата из трагедии Вильяма Шекспира
"Макбет", акт V, сц.5." У меня было такое чувство - он мог бы умереть
попозже.
Он покачал головой.
- Так всегда кажется, когда люди умирают.
- Разве? Не знала. Он заболел. Я понимала, что он на всю жизнь
останется инвалидом. Он не мог с этим смириться, он ненавидел такую жизнь
и срывал зло на всех, особенно на мне. Но он не хотел умирать. Несмотря ни
на что, он не хотел умирать. Из-за этого его смерть меня особенно
возмущает. У него был, можно сказать, талант жить; он радовался даже
половинке жизни, одной четверти! О! - Она страстно вскинула руки. - Я
ненавижу Бога за то, что он его умертвил! - Она остановилась и, в смущении
посмотрела на него. - Нельзя было говорить: я ненавижу Бога?
Он спокойно ответил:
- Лучше ненавидеть Бога, чем своих ближних людей.
Богу мы не причиняем боли.
- Нет. Но Он может причинить ее нам.
- Что вы, это мы сами причиняем боль друг другу - и себе.
- А Бога делаем козлом отпущения?
- Он всегда им был. Он несет наше бремя - бремя наших мятежей, нашей
ненависти, да и нашей любви.


Глава 3


Ллевеллин завел привычку совершать днем долгие прогулки. Он выходил
из города по дороге, которая, петляя, вела в гору, оставляя позади город и
пристань, создавая ощущение нереальности среди белого дня. Был час сиесты,
и веселые цветные точки не мелькали ни у кромки воды, ни на дорогах и
улицах. Здесь, на вершине холма, Ллевеллин встречал только козьих пастухов
да мальчишек, которые развлекались тем, что распевали песни или играли на
земле в какие-то свои игры с кучками камней. Они приветливо и серьезно
здоровались с Ллевеллином, не удивляясь, - они привыкли к иностранцам с их
энергичной походкой, распахнутыми на груди белыми рубашками, потными
лицами. Они знали, что иностранцы - это или писатели, или художники; хоть
немногочисленные, они были им не в новинку. Поскольку у Ллевеллина не было
ни холста, ни мольберта, ни хотя бы блокнота, ребята принимали его за
писателя и вежливо здоровались.
Ллевеллин отвечал им и шагал дальше.
У него не было определенной цели. Он оглядывал окрестности, но не это