"Пол Кристофер. Тень Микеланджело " - читать интересную книгу автора

решетчатую корзину багажника, а цепочка и замок были убраны в один из
боковых карманов рюкзака. Финн собрала распущенные волосы в кудрявый конский
хвост и скрепила его черной резинкой для волос, потом выудила из рюкзака
скомканную зеленую бейсболку без фирменной надписи и надела ее, пропустив
конский хвост через отверстие позади. Перешагнув через раму велосипеда, она
взялась за руль и поехала по Восьмой улице, а через два квартала свернула на
Шестую авеню, направляясь на север.

ГЛАВА 2

Музей изобразительных искусств Паркер-Хейл находился на Пятой авеню
между Шестьдесят четвертой и Шестьдесят пятой улицами, фасадом прямо на
зоосад в Центральном парке. Первоначально здание было задумано как особняк
для Джонаса Паркера, который разбогател на "Печеночных пилюлях старой
матушки" и умер, чем-то подавившись, прежде чем успел поселиться в своей
новой резиденции. Поэтому его деловой партнер Уильям Уайтхед Хейл отдал дом
под музей. Забота о печени американцев дала обоим партнерам возможность
провести немало времени в Европе, скупая произведения искусства, результатом
чего и стало собрание Паркер-Хейл. Столь внушительное, что удачливые
бизнесмены вошли в историю не как торговцы чудо-пилюлями, а именно как
собиратели художественных шедевров. Подбор полотен был достаточно
эклектичным: Брак и Констебль, Гойя и Моне.
Музей находился в доверительном управлении, причем в составе его
правления и попечительского совета числились имена многих влиятельных особ,
от мэра и комиссара полиции до личного секретаря кардинала Нью-Йорка. Пусть
далеко не самый большой в Нью-Йорке, этот музей определенно являлся одним из
самых престижных, и для Финн получить работу интерна в отделе графики было
бесспорной удачей. Во всяком случае, лучше, чем место помощника
преподавателя, и к тому же это позволяло ей в какой-то мере преодолеть
комплекс неполноценности, связанный с тем, что первую свою степень она
получила в котирующемся не слишком высоко Университете штата Огайо.
В этом отношении у Финн просто не было выбора: в том университете, на
кафедре археологии, работала ее мать, и это давало ей возможность посещать
занятия бесплатно. Но вот жизнь в Нью-Йорке для нее бесплатной не была, и,
чтобы пополнить кошелек прибавкой к стипендии, ей приходилось браться за
любую работу. Вот почему она подвизалась в качестве натурщицы, снималась в
качестве модели для каталогов всякий раз, когда получала звонок из
агентства, преподавала английский новым иммигрантам, помогала по хозяйству и
присматривала за детишками сотрудников факультета. И не только за детишками,
но и за комнатными растениями или домашними животными. Порой казалось, что
вся ее жизнь пройдет в этом лихорадочном, изнурительном ритме, так никогда и
не обретя нормального темпа.
Спустя полчаса после того, как она покинула класс рисования, Финн
остановилась перед Музеем Паркер-Хейл, прицепила велосипед к очередному
фонарному столбу и взбежала по ступенькам к огромным дверям, увенчанным
классическим рельефом из слегка задрапированных обнаженных фигур. Перед тем
как открыть окованную латунью дверь, Финн подняла глаза на рельеф, скользя
взглядом с одной обнаженной фигуры на другую, а потом стянула шапочку и
вновь распустила волосы, а бейсболку и резинку убрала в рюкзак. Она
улыбнулась старому Уилли, седовласому охраннику, и бегом устремилась вверх