"Феликс Кривин. Притчи о жизни (Авт.сб. "Хвост павлина")" - читать интересную книгу авторасильное, чем косить и рубить дрова.
СИНЯЯ КОЛОННА Ровным строем, четко печатая шаг, шла по улице милиция нашего города, а за ней, старательно держа ногу, вышагивали ее постоянные оппоненты и подопечные - наша городская шпана. Темно-синяя колонна милиции оканчивалась чем-то невообразимо пестрым, разноликим и неорганизованным. Этой шантрапе идти бы впереди милиции, тогда было бы понятно. Ее бы под конвоем вести, чтоб не нарушать покой города. Но покой города уже был нарушен. На годы вперед. Колонна двигалась в молчании. Никто не улюлюкал, не свистел, не пытался нарушить или навести порядок. Блюстители и нарушители шагали в ногу, и лица их были одинаково серьезны и торжественны. Только на окраине города кто-то из синей колонны сказал: - Пора вам возвращаться, ребята. Пестрая часть колонны остановилась. Это был первый случай в коллективной ее биографии, когда она подчинилась с первого слова. Теперь, отделившись от синей колонны, эта часть выглядела не очень внушительно: ее коллективный возраст не превышал тринадцати лет. Они стояли и смотрели вслед уходящей колонне. Рядом гремели выстрелы. Было 22 июня 1941-го года. Город обстреливали из орудий с 4 часов утра, но о том, что это война, Сейчас было 10. Городская милиция первой уходила в бой. И городская шпана провожала ее до окраины города. Ушедшие так и не узнали, с кем идут воевать, они все погибли еще до 12. Потому что синий цвет на войне не годится, солдат в синем не солдат, а мишень. Тогда об этом не думали. Некогда было думать. Еще никто не знал, что это война. И, как в мирное время, милиция выступила для наведения порядка. Я шел за этой синей колонной. Я стоял, провожая взглядом их, уходящих на неведомый фронт. Я запомнил их спины лучше, чем лица. Сорок лет они стоят в моей памяти. Сорок лет прошло, а они все уходят, уходят, и никак не могут повернуться ко мне лицом. БИНДЮЖНИК В Одессе сапожника заменял биндюжник. Это не значило, что биндюжник починял ботинки, нет. Он, как ему и положено, ездил на своих длинных и плоских телегах - биндюгах, предназначенных для перевозки тяжелого груза. Но если где-нибудь в другом городе кто-то ругался, как сапожник, или сморкался, как сапожник, то в Одессе он ругался и сморкался, как биндюжник. Так здесь было принято говорить. В слове "биндюжник" было что-то дюжее, поэтому он представлялся мне |
|
|