"Феликс Кривин. Хвост павлина (Авт.сб. "Хвост павлина")" - читать интересную книгу автора

Для продвижения по службе важно не столько наличие поступков, сколько
отсутствие проступков. Поэтому так легко дослужился до генерала подпоручик
Киже. Он блистал не только отсутствием проступков, но и своим собственным
отсутствием, и в этом с ним не мог сравниться даже его благодетель Павел,
которому удалось блеснуть своим отсутствием лишь в результате известного
заговора.
Император Павел блеснул и исчез, а подпоручик Киже существует, под
разными именами и в разных чинах, он существует, продвигается по службе,
исповедуя все ту же старую истину: чем меньше поступков, тем меньше
проступков, а чем меньше проступков, тем больше заслуг.



НАШ ДОБРОЖЕЛАТЕЛЬ

Мудрые мысли рождаются точно так же, как и глупые, и даже нередко в
одних и тех же головах. Но сквозь сито ума одни из нас просеивают
мудрость, другие - глупость. "Вытапливай воск, но сохраняй мед", - сказал
мудрец, который сам поступал наоборот, а потому больше известен своей
глупостью.
Как истинно великий писатель, Козьма Прутков не тратил времени на
детские и юношеские годы, он родился - и сразу стал печататься. И даже
раньше стал печататься, чем родился.
Это были трудные годы в русской сатирической литературе. Гоголь умер,
Чехов не родился, Салтыков-Щедрин сослан в Вятку и, получив должность
губернского советника, воздерживается от каких-либо советов в литературе.
Козьма Прутков, тоже советник, причем действительный статский советник,
от советов не воздерживается, советы - его излюбленный жанр. "Смотри в
корень", "Козыряй", "Всегда держись начеку".
Самое замечательное в этом человеке, в этом _действительном_ статском
советнике, было то, что он совмещал роль сатирика с ролью сатирического
персонажа, был одновременно и субъектом и объектом критики, и это,
естественно, удваивало его славу.
Как истинный сын своей бюрократической эпохи, Козьма Прутков сам ничего
не писал, а только подписывал то, что ему приносили на подпись. "Ваш
доброжелатель" - писал он, но рядом с этой, почти анонимной, подписью,
смело ставил свою личную: "Козьма Прутков".
Ставя свою подпись под тем, что писали за него Алексей Толстой и братья
Жемчужниковы, Козьма Прутков не испытывал чувства неловкости, а, напротив,
поднимался над авторами, да и над всей литературой. Когда поэт становится
чиновником, он поднимается над литературой. А когда чиновник становится
поэтом, он опускает литературу до себя. Козьма Прутков стал одновременно и
тем и другим, поэтому он опускал литературу до себя и одновременно
поднимался над литературой.
Неоднократное сопоставление Козьмы Пруткова с Козьмой Мининым и даже с
Козимо Медичи уводит читателя от истинного смысла его имени. Скорее всего
Кузьмой, а впоследствии Козьмой, его назвали, желая читателя подкузьмить.
А Прутковым, - вероятно, желая читателя высечь. Нет, не высечь в мраморе,
на что мог рассчитывать только Козьма Прутков, а высечь насмешкой. И не
только читателя, но и его, Козьму, - ведь в том и состояло его