"Знаменитые судебные процессы" - читать интересную книгу автора (Поттешер Фредерик)

Ф. ПОТТЕШЕР

ЗНАМЕНИТЫЕ СУДЕБНЫЕ ПРОЦЕССЫ

Перевод с французского под редакцией и с вступительной статьей доктора юрид. наук С. В. БОБОТОВА

ПРОГРЕСС МОСКВА

Вступительная статья

Книга французского писателя Фредерика Поттешера — заметное явление в художественно-публицистической литературе Запада; она ярко и образно доводит до читателя злопамятные вехи в истории уголовной юстиции. Написанная примерно в том же детективном жанре, что и коллекция Роже Жана Сегала «Крупнейшие уголовные процессы»,[1] эта книга отличается как по своему замыслу, подбору процессуальных материалов, способу изложения фактов, так и по оригинальности психологических и бытовых зарисовок соответствующих эпох и характерных для них криминальных действий. Это — своеобразный калейдоскоп наиболее примечательных казусов из истории уголовной юстиции.

На первый взгляд кажется неоправданным то обстоятельство, что автор пытается охватить общим планом повествования исторически не связанные между собой судебные процессы, весьма отдаленные друг от друга по времени, не сходные по характеру преступных действий, многие из которых вряд ли можно причислить к разряду криминальных в свете современного состояния правосознания. Да и шеренга исполнителей действий, отнесенных в свое время к разряду преступных, пестра и многолика: благородный и мудрый философ Древней Греции Сократ и национальная героиня Франции прозорливая патриотка Жанна д'Арк соседствуют в книге с кровожадными садистами Ландрю и Петио, дебильными сестрами Папен, хитроумным вымогателем Врэн-Люка. Комическое в книге переплетается с трагическим, образуя поразительный диссонанс. И если в деле Врэн-Люка почти невежественный крестьянин обманывает и предает осмеянию ученого-академика, то в деле отравительниц Бренвилье и Ля Вуазен низменные пороки преступниц и их многочисленных пособников, свивших свое гнездо у подножия королевского трона, казалось бы, сеют сомнения в самой возможности существования человеческих добродетелей.

Взрывы личных страстей как бы сопровождают исторические события и оказываются на время в фокусе всеобщего внимания: таков лейтмотив этой книги, в которой искусно отобраны и обработаны разнообразные по жанру очерки оригинальным мастером исторической миниатюры Ф. Поттешер.

В книге действуют не только разноплановые актеры «преступных» драм. В ней даны яркие зарисовки быта ушедших времен и судебных сценариев, весьма различных не только по времени действия, но и по классовой сущности типов судопроизводства: первый в истории демократический по форме суд гелиастов Греции и мрачный, жестокий суд инквизиции с его пытками и глумлением над личностью; авторитарный, не ограниченный в своих прерогативах коронный суд императорских режимов и созданный Великой французской революцией суд присяжных, подверженный влиянию денег и политики, нередко идущий на поводу у беззастенчивых и красноречивых адвокатов, умеющих играть на чувствах жадной до сенсаций публики.

И если процесс национальной героини Жанны д'Арк возвестил миру чудовищную несправедливость инквизиционного суда, то процесс по делу Бодлера вскрыл пороки нового буржуазного судопроизводства, зависимость должностных лиц юстиции от господствующей элиты, ее политико-правовых воззрений и взглядов на мораль.

Но несмотря на несколько парадоксальный экскурс в подчас непостижимые здравым рассудком социальные мелодрамы, их объединяет одна главная идея — извечное стремление человечества к основанному на гуманных принципах справедливому правосудию.

Поразительные метаморфозы происходят с правосудием, когда оно попадает под контроль амбициозных и невежественных людей, темных сил, беззастенчивых и алчных до власти и денег интриганов, злоумышленников и политических дельцов, пытающихся замести следы истинных преступников, обвинить и опорочить невинных, используя иногда для этой цели лжесвидетелей, изворотливых адвокатов, некомпетентных экспертов и т. п. Но еще большие беды приключаются с правосудием, когда в него вторгается политика — лицемерная, расчетливая и падкая до инсинуаций, — политика церкви, всесильных монархов и царедворцев, а также стоящих у кормила власти своекорыстных дельцов, богачей а политических интриганов, пытающихся избежать скандальных разоблачений своих преступных махинаций. Тогда во всем своем неприглядном обличье в обществе воцаряются беззаконие и произвол, а судебные ошибки становятся естественным их спутником. Проходят годы, иногда столетия, прежде чей истина наконец восторжествует, и позорные решения, однажды принятые судьями, подвергнутся пересмотру, и жертвы несправедливых приговоров дождутся вполне заслуженной, но — увы — запоздалой реабилитации.

Это явствует из процессов над Сократом, Жанной д'Арк, Бодлером, об этом же свидетельствует дело об убийстве Жореса и сержантов из Ла-Рошели.

Эти громкие скандальные процессы одновременно и вехи крупнейших исторических событий. Так, например, процесс Сократа ознаменовал конец «золотого века» Перикла в Греции, а убийство Жореса, с описания которого начинается книга, стало зловещей увертюрой первой мировой войны.

Жан Жорес (1851–1914), лидер французской социалистической партии и редактор газеты «Юманите», был выдающимся политическим деятелем, глубоко преданным рабочему классу и социалистическому движению. Превосходный оратор и публицист, страстный поборник мира и пламенный интернационалист, он с присущими ему пафосом и энергией неустанно разоблачал реакционную политику и политические маневры шовинистически настроенных кругов крупной буржуазии Франции, стремившейся к реваншу над Германией.

Двадцать пятого июля 1914 г. Жорес произнес перед избирателями свою ставшую последней речь, Б которой гневно обрушился па тайную дипломатию капиталистических держав, в том числе и Франции, и призвал народы бороться против надвигающейся угрозы войны. Позиция Жореса вызвала ненависть реакции. В июльских номерах газет правого толка, в частности в «Пари-Миди», Жореса клеветнически обвиняли в том, что он «продался немцам» и «губит национальное дело». То был открытый призыв к убийству.

Тридцать первого июля Жорес в сопровождении друзей отправился на Кэ-д'Орсе к премьер-министру Вивиани с целью уговорить его предотвратить войну. Принял его министр иностранных дел А. Ферри, Жорес заявил ему, что социалисты будут продолжать борьбу против войны. «Люди слишком возбуждены, — предостерег его Ферри. — Вы рискуете, может случиться самое худшее». На это Жорес ответил: «Хуже войны ничего не будет[2].

Жорес был убит 31 июля 1914 г., за день до объявления первой мировой войны. Убийца Р. Виллен хладнокровно, выстрелом в упор, поразил Жореса и спокойно сдался полиции.

Процесс над убийцей «благоразумно» был отсрочен до окончания войны, — войны, которая длилась четыре года и обошлась Франции в полтора миллиона убитых и огромное число калек, несчастных и обездоленных семей. Р. Виллен предстал перед судом лишь 25 марта 1919 года. Разыгранный судебный спектакль проходил под знаком господствовавших в то время ультрапатриотических настроений, порожденных победоносным исходом войны с Германией.

В этих условиях адвокаты, выступавшие от социалистической партии, стремились изобразить Жореса не тем, кем оп был на самом деле—народным трибуном и противником войны, а тем, каким он был им нужен теперь для оправдания соглашательской политики социалистов, разделивших с правительством ответственность за его милитаристский курс.

Позиция истцов, не столько озабоченных выяснением обстоятельств убийства, сколько упражнявшихся в политическом красноречии, позволила защитникам обвиняемого перейти в контрнаступление; они без зазрения совести пытались изобразить деяние преступника как акт патриотизма, а гибель Жореса — как благодеяние для Франции. Ультрашовинистам из лагеря правых партий и военных кругов представился удобный случай для того, чтобы лишний раз оболгать и заклеймить так называемых пособников пораженчества, к которым они всегда причисляли Ж. Жореса. К этой позиции фактически присоединился и прокурор, сделавший в своей обвинительной речи упор на смягчающие вину обстоятельства. В итоге суд вынес Р. Виллену оправдательный приговор… возложив выплату судебных издержек на супругу убитого, госпожу Жорес.

В другом процессе, относящемся к этому же периоду, — процессе над супругой видного политического деятеля, министра финансов и лидера партии радикалов Ж- Кайо — на суд была вынесена буржуазная драма, в которой сплелись в один узел человеческие страсти и большая политика.

Лидеры правого крыла буржуазии, интересам которых угрожал внесенный министром финансов законопроект о повышении налогов с капитала, начали травлю Ж. Кайо. Особенно отличился на этом поприще редактор газеты «Фигаро» Кальметт, опубликовавший одно из компрометирующих Ж. Кайо писем, переданных ему бывшей супругой министра. Репутация Кайо оказалась под угрозой. Существовала опасность опубликования и других писем, содержащих сведения о причастности Ж. Кайо к политическим махинациям. Стремясь не допустить этого, новая супруга Кайо выстрелом из револьвера убила редактора «Фигаро» Кальметта. Начался громкий процесс. Однако он прошел по заранее спланированному сценарию. Убийцу оправдали.

По словам Ф, Поттешера, политика в этом деле возобладала над правосудием.

Но вот автор переносит нас в мрачную атмосферу средневековья. Печальную память оставило по себе инквизиционное судопроизводство этой эпохи, жестокие и изощренные приемы которого были официально узаконены ордонансом Франциска I 1539 года.

В средние века инквизиционный процесс проводился тайно, с использованием формальных доказательств и физических пыток, в судах заседали легисты, толковавшие факты в соответствии с нормами канонического права. Судьи всеми правдами и неправдами добивались признания обвиняемого, являвшегося в те времена решающим доказательством по делу.

Инквизиционный процесс до крайности отягощал положение обвиняемых, которых в ту пору предавали смерти, предъявляя обвинения в ереси, а на самом деле часто действуя по политическим и своекорыстным мотивам.

Ярким примером изуверских ухищрений инквизиционного процесса с его надругательством над человеческим достоинством является дело тамплиеров. Этот могущественный монашеский орден, созданный с благословения папы римского под предлогом спасения "гроба господня", а в действительности для участия в грабительских походах крестоносцев против сарацин, со временем превратился в орудие влияния папы во Франции и по ряду причин стал неудобным для королевской власти, стремившейся не допустить существования неподконтрольных ей вооруженных формирований.

К этому прибавилось и другое обстоятельство: король Филипп Красивый давно зарился на сказочные богатства ордена, которому задолжал огромные суммы. Попытка короля получить титул почетного рыцаря ордена была отклонена его магистром Жаком де Моле, узревшим в этом стремление королевской власти воспользоваться услугами ордена в своих интересах. И вот один из влиятельных королевских советников, де Ногаре, подает королю совет — одним ударом покончить с орденом, пользуясь тем, что папа Климент V, по сути дела, являлся пленником Франции.[3]

«С необычайной ловкостью Филипп Красивый ударил по тамплиерам повсюду и одновременно, — рассказывает нам автор. — Солдаты нагрянули во все командорства; от «верховного» орденского замка в Париже, опоясанного укреплениями и увенчанного огромным донжоном, до крохотной затерянной в горах пиренейской фермы. Были арестованы все члены ордена: от великого магистра Жака де Моле, которого заманили в Париж как раз перед тем, как захлопнуть ловушку, до последнего сержанта, уцелевшего на полях битвы в Испании или в Святой земле» (с. 168–169).

Второго такого судилища не знала история, ибо по ходу дела было привлечено к ответу около пятнадцати тысяч обвиняемых. Процесс, который начался 14 октября 1307 г., длился семь лет и так и не доказал главного: были ли члены ордена действительно виновны в тех проступках, которые им приписывали?

Королевские инквизиторы предъявили рыцарям многочисленные обвинения в ереси и подвергли их бесчеловечным пыткам. Папа римский, на защиту которого уповали предводители ордена, фактически предал их. Почти все тамплиеры понесли жестокие наказания. Кульминационным пунктом этой исторической драмы стал 1312 год, когда на площади Дофин в присутствии короля был сожжен главный магистр ордена Жак де Моле.

Процесс тамплиеров строился на ложных презумпциях, отражавших мракобесие феодального режима и свойственные тому времени религиозные предрассудки — веру в колдовство, черную магию, гадания, загробную жизнь и т. д.

Одной из жертв средневековой инквизиции стала национальная героиня Франции Жанна д'Арк.

В период жестоких испытаний столетней войны с Англией положение разобщенной междоусобицей Франции было не из легких. В это крайне опасное Для страны время крестьянская девушка Жанна д'Арк сумела возглавить борьбу народа с иноземными захватчиками и добиться решительного перелома в этой изнурительной войне. Жаниа стала во главе армии, стремившейся изгнать англичан, и ее появление во главе народного ополчения перед стенами Орлеана позволило снять осаду с города.

Жанне д'Арк удалось объединить французов под знаменами молодого короля Карла VII, которому она предсказала победу во всенародной войне за освобождение Франции.

В мае 1430 года в стычке под Кэмпьеном она была захвачена в плен бургундцами — союзниками англичан. Герцог Бургундский продал англичанам Свою пленницу за десять тысяч золотых луидоров. В конце 1430 года Жанну перевезли в Руан. Церковный трибунал, в котором заседали французские каноники — ставленники англичан, обвинил ее в ере-си и колдовстве. Англичанам нужно было во чтобы то пи стало осудить Жанну, объявить, что она колдунья, тогда коронация Карла VII потеряла бы свое правовое обоснование и дело объединения страны под его властью было бы обречено на неудачу. Участь Жанны была предрешена: инквизиция приговорила ее к смертной казни и она была сожжена на костре. Однако дело, за которое Жанна д'Арк отдала свою жизнь, восторжествовало: французский народ избавился от чужеземного ига и обрел национальное единство.

Спустя четверть века, в 1456 году, дело об обвинении Жанны д'Арк было пересмотрено, вынесенный ей смертный приговор объявлен ошибочным и аннулирован. Жанну признали невиновной и полностью реабилитировали.

О замечательной жизни и деятельности национальной героини, ее патриотизме и подвигах существует огромная литература. Ежегодно в разных странах о ней пишутся все новые и новые книги. Многие авторы по нраву сравнивают ее с такими национальными героями, как Вильгельм Телль в Швейцарии, Тиль Уленшпигель в Голландии, Иван Сусанин в России.[4]

Инквизиция продолжала действовать и в «блистательную» эпоху абсолютизма, когда состоялся процесс над ведьмами-отравительницами — Бренвилье и Ла Вуазен. Дело об отравлениях ядами, живописуя быт и нравы придворной камарильи, — яркая иллюстрация своеволия и произвола королевской власти.

Революция 1789 г. навсегда покончила с злодеяниями инквизиционного судопроизводства, с его неистощимым арсеналом мучительных пыток. Во Франции был торжественно учрежден суд присяжных и провозглашены буржуазно-демократические принципы правосудия: гласность, публичность и состязательность процесса при свободной оценке доказательств, основанной на внутреннем убеждении судей. Однако политика господствующих классов сводилась к тому, чтобы всемерно ограничивать действие этих принципов.

Дело четырех сержантов из Ла-Рошели наглядно продемонстрировало пристрастие и необъективность судей, беспрекословно выполнивших волю короля Людовика XVIII, обеспокоенного бонапартистскими настроениями в армии.

Четыре голых военнослужащих 45-го линейного полка — Бори, Помье, Губен и Pay — фактически оказались марионетками в руках видных депутатов парламента и генералов — истинных вдохновителей и организаторов заговора, — задумавших осуществить во Франции государственный переворот. Действительные виновники даже не были привлечены к ответственности и остались за кулисами. Смертной казни были преданы четыре молодых сержанта. Процесс над ними и жестокое наказание нужны были Людовику XVIII если не для того, чтобы устранить оппозицию официальному режиму, то по крайней мере для того, чтобы устрашить ее. Такова была политическая подоплека этого процесса.

Следующую бесславную страницу в истории французской уголовной юстиции вписал императорский режим Луи Бонапарта. В период Второй империи состоялось немало судебных процессов над творческой интеллигенцией. Преследование возбуждалось против таких известных писателей, как Гюстав Флобер и Виктор Гюго. Не избежал этой же участи и Шарль Бодлер.

В основе дела Бодлера лежал конфликт между насквозь лицемерной моралью авторитарного режима и осуждающим пафосом творческого гения. Поэт не внял официальному призыву услаждать своим искусством салоны парижской знати. Сборник стихов Бодлера «Цветы зла» был объявлен скандальным именно потому, что вместо лести поэт «изрыгал проклятия и яд», вместо пристойной торжественности проповедовал лиризм, лишенный угодничества. В стихах недвусмысленно изобличались пороки преуспевающих буржуа, осмеивалось их обывательское мировоззрение. То был новаторский жанр. Официальные критики объявили Бодлера творцом «проклятого искусства», мистифицирующего действительность, и предали его анафеме. Имперская юстиция обвинила его в безнравственности и отсутствии благопристойности. Дело рассматривалось исправительным судом. Неосновательность обвинений, выдвинутых против Бодлера, с исчерпывающей полнотой и ясностью вскрыл его адвокат Ше д'Эст Анж. Если Бодлер будет осужден, — заявил он, — то надо было бы судить и Рабле за все его творчество, Ла-фонтена за его басни, Руссо за его «Исповедь», Вольтер и Бомарше тоже писали непристойные вещи…

Несмотря па то что представители обвинения допустили явные передержки, Бодлер все же был приговорен к уплате девятисот франков в виде штрафа и изъятию из сборника отдельных фрагментов. Правовая и нравственная несостоятельность обвинения была доказана почти столетие спустя, в 1949 году, когда Кассационный суд по просьбе Ассоциации литераторов аннулировал решение исправительного трибунала округа Сена и восстановил доброе имя талантливого поэта, которого так высоко ценили В. Гюго, Г. Флобер и многие другие представители мыслящей интеллигенции Франции.

В анналы французской криминалистики вошли ставшие широко известными процессы над Ландрю (1921) и Петио (1946).

Процесс над Ландрю был одним из самых зрелищных спектаклей, когда-либо разыгранных на сиене правосудия. В период, когда Франция истекала кровью в войне против Германии, Ландрю «собирал урожай» с матримониальных афер. Ему удалось садистски умертвить десять женщин и завладеть их имуществом. Французское правосудие приложило немало усилий, чтобы уличить этого преступника в чудовищных злодеяниях.

И вот жуткие и мрачные картины зверских расправ над ни в чем не повинными людьми вновь ожили в другом процессе. Место и время действия— Париж весной 1946 года. Судят «интеллектуального» убийцу Петио. Этот алчный до наживы человек, сделавший бизнес на убийствах своей профессией, — пример моральной деградации личности. Используя смутные времена оккупационного режима, он под предлогом спасения состоятельных граждан от преследования нацистов, выдавая себя за участника движения Сопротивления, собственноручно умертвил около тридцати человек, завладев их имуществом, деньгами и драгоценностями.

Особенность процесса состояла не только в чудовищности совершенных доктором Петио злодеянии, но и в наглом отпирательстве от предъявленных ему обвинений. Спекулируя на недоверии публики к судьям, еще недавно угодливо служившим правительству Петеио, и умело парируя их шаблонные вопросы, Петио позволял себе издевательские выходки в их адрес. Его искусно защищал адвокат Р. Фло-рно, защитительная речь которого длилась без малого семь часов. Горький осадок оставил этот процесс в сознании французской общественности.

Несколько особый характер имеют проведенные в тридцатых годах процессы над сестрами Папен и Виолеттой Нозьер. И в том и другом случае мотивацию преступных действий предопределили негативные социальные и психологические факторы.

В первом из них, состоявшемся в 1933 году, преступление было совершено необразованными, лишенными детства и родительской заботы Леа и Кристиной Папен, зверски убившими мать и дочь Лан-селен, у которых они находились в услужении. На процессе судьи и публика так и не услышали от обвиняемых ни разумных объяснений совершенных убийств, ни раскаяния в содеянном. Объективно их действия, несомненно, были в известной степени обусловлены патологическими отклонениями в психике, которые суд во внимание не принял.

Годом позже состоялся процесс над отравительницей собственных родителей Виолеттой Нозьер. Перед судьями и публикой возникла картина крушения нравственных устоев буржуазной семьи. Ведь преступление в данном случае совершила молодая девушка — дочь респектабельных и хорошо обеспеченных родителей. Мещанский, обывательский образ жизни семьи, отсутствие каких-либо идеалов и духовная пустота стали едва не самой главной причиной совершенного преступления.

Несмотря на глубокое различие в социальном статусе обездоленных сестер Папен и, казалось бы, пользующейся всеми жизненными благами Виолетты Нозьер, общим для них является состояние духовной безысходности.

Как бы эпилогом ко всей книге является процесс над Сократом.

Античный мудрец разделил участь великих людей, не понятых современниками. Ему принадлежит выдающееся место в истории моральной философии и этики, логики, диалектики, политических и правовых учений. Афиняне же обвинили его в том, что он не поклоняется божествам, признаваемым городом, и в том, что развращает юношей. Представления Сократа о богах и суждения о справедливости и добродетели расходились с традиционными взглядами, «Деятельность Сократа сталкивалась со всем укладом афинской полисной жизни — с религией, нравами, политикой, воспитанием».[5] Один из его учеников, Гермоген, будучи удивлен спокойным отношением Сократа к предстоящему процессу, спросил его: «Не следует ли тебе, Сократ, подумать о своей защите?» «Разве тебе не кажется, — отвечал Сократ, — что вся моя жизнь служит мне защитой?., Я никогда ничего не сделал преступного. Это я считаю лучшим приготовлением к защите».

«Но разве ты не знаешь, — возразил Гермоген, — афинских судов, что в них судьи, под влиянием защитительных речей, часто осуждают на смерть ни в чем не повинных и часто освобождают виновных, тоже под влиянием речей — жалобных или льстивых?»[6]

Процессы, О которых автор рассказывает в своей книге, столь отдаленные по времени и столь несхожие между собой — напоминают нам о том, что правосудие только тогда может выполнить свое социальное предназначение, когда оно основано на справедливом законе и осуществляется в условиях гласности при непосредственном участии народа. Это в полной мере осуществлено в условиях социалистического государства, где законодательно закреплены подлинно демократические принципы организации и деятельности суда.

С. В. Боботов