"Петр Кропоткин. Взаимопомощь как фактор эволюции" - читать интересную книгу автора

пчелы-чужаки, попадающие по ошибке, остаются не тронутыми, в особенности,
если они прилетают обремененные запасом собранной цветочной пыли, или если
это - молодые пчелы, которые могут легко сбиться с пути. Таким образом,
военные действия сводятся к строго необходимым.
Общественность пчел тем более поучительна, что хищнические инстинкты и
леность продолжают существовать среди них и вновь проявляются каждый раз,
когда тому благоприятствуют обстоятельства. Известно, что всегда имеется
некоторое количество пчел, которые предпочитают жизнь грабителей
трудолюбивой жизни рабочего; причем в периоды скудности, как и в периоды
необычайного изобилия пищи, число грабителей быстро возрастает. Когда жатва
кончена и на наших полях и лугах остается мало материала для выводки меда,
пчелы-грабительницы появляются в большом числе: с другой стороны, на
сахарных плантациях Вест-Индии и на рафинадных заводах Европы грабеж,
леность и очень часто пьянство становятся обычным явлением среди пчел. Мы
видим, таким образом, что противообщественные инстинкты продолжают
существовать среди пчел, но естественный подбор беспрерывно должен
уничтожать их, так как в конце концов практика взаимности оказывается более
выгодной для вида, чем развитие особей, одаренных хищническими
наклонностями. "Наиболее хитрые и наиболее бесцеремонные", о которых говорил
Гексли, уничтожаются, чтобы дать место особям, понимающим выгоды общительной
жизни и взаимной поддержки.
Конечно, ни муравьи, ни пчелы, ни даже термиты не поднялись до
понимания высшей солидарности, которая охватывала бы весь их вид. В этом
отношении они очевидно не достигли той ступени развития, которой мы не
находим даже среди политических, научных и религиозных руководителей
человечества. Их общественные инстинкты почти не переходят за пределы
муравейника или улья. Тем не менее, Форель описал колонии муравьев на
Мон-Тандре и на горе Салеве, заключавшие в себе не менее двух сот
муравейников, причем обитатели таких колоний принадлежали к двум различным
видам (Formica exsecta и F. pressilabris). Форель утверждает при этом, что
каждый член этих колоний узнает всех остальных членов, и что все они
принимают участие в общей защите. Мак-Кук наблюдал в Пенсильвании целую
нацию муравьев, состоявшую из 1600-1700 муравейников, живших в полном
согласии; а Бэтс описал огромные, пространства в Бразильских "кампосах"
(степях), покрытые холмиками термитов, причем некоторые муравейники служили
убежищем для двух или трех различных видов, и большинство этих построек было
соединено между собою сводчатыми галереями и крытыми аркадами.[18] - одна из
самых сильных пород коршунов, - получил самое свое название за любовь к
обществу. Они живут огромными стаями, и в Африке попадаются горы, буквально
покрытые, в каждом свободном местечке, их гнездами. Они положительно
наслаждаются общественной жизнью и собираются очень большими стаями для
высоких полетов, составляющих своего рода спорт. "Они живут в большей
дружбе", говорит Ле Вальян, и "иногда в одной и той же пещере я находил до
трех гнезд".[24] Правда, воробьи с чрезвычайной щепетильностью охраняют свои
владения от вторжений чужаков; так, например, воробьи Люксембургского сада в
Париже жестоко нападают на всех других воробьев, которые пытаются, в свою
очередь, воспользоваться садом и щедростью его посетителей; но внутри своих
собственных общин или групп они чрезвычайно широко практикуют взаимную
поддержку, хотя иногда дело и не обходится без ссор, - как это бывает,
впрочем, даже между лучшими друзьями.[25]