"Антон Кротов. Это ты, Африка!" - читать интересную книгу автора

Мы едва сдерживали смех. Наконец, кто-то из охранников (не тот, кто
обнаружил пропажу, а другой) тщательно пересчитал нас. О, счастье! Семь! Все
на месте! Но это было еще не все. Третий охранник возомнил, что нас должно
быть восемь - стало быть, одного все равно не хватает.

Все трое охранников, хорошо считающие и плохо считающие, начали
ругаться друг на друга грузинскими словами, а мы удивлялись.

Ночью, когда все охранники переругались, и каждый из них убедился, что
несет службу рядом с идиотами, бдительность их опять утратилась. Кто-то из
них ушел спать в коридор, и мы остались в актовом зале одни. Костя Шулов,
одев вместо желтого комбеза брезентовый тулуп Миши Кошелева, отправился в
полуночной тьме в туалет, находящийся во внутреннем дворе. Никто не
последовал за ним.

Как уже было нам известно, туалет, расположенный во внутреннем дворе
здания, скрытым образом сообщался с внешним миром. И вот Костя осуществил
тайный маневр. Он выбрался в город и позвонил в Петербург. И уже этой ночью
все люди в Питере и Москве знали, что мы до сих пор находимся в заточении,
что надо срочно обращаться в посольство, к журналистам и в ООН.

Пока Костя звонил, в его спальнике тихо дремал муляж, изготовленный из
одежды. Ночью в темный актовый зал (электричество в городе опять отключили)
заходили подозрительные проснувшиеся охранники и светили фонариком. Еще
немного поспорив о том, сколько нас - шесть, семь или восемь, - они
отправились спать. И снился им счастливый день, когда... когда... ну,
наверное, когда в Батуми не будут выключать электричество на ночь.

9 февраля, вторник.

Сегодня утром исполнилось ровно трое суток с момента нашего задержания.
Судьба наша была нам непонятна. Концелидзе старался пореже показываться нам
на глаза, и за отсутствием начальника мы препирались с охраной.

Многое было странным в нашем заключении. Мы были как бы заключенными, а
как бы и нет. Наши вещи и карманы не досматривали. Ничего у нас не
конфисковывали. Никого не били, хотя, конечно, силовые методы применяли
иногда. Ордера на арест не существовало, и мы сидели не в камере, а в
актовом зале. Никакого обвинения нам не предъявляли.

Срок нашего освобождения был неведом. Нам все время врали, говорили:
сегодня вечером, завтра утром, послали запрос, идет ответ, и т.п. Сколько
времени мы должны были провести здесь? Неделю? Месяц? Всю жизнь?

Поскольку нам, на положении "пожизненных заключенных", отступать было
некуда, мы начали открывать окна, кричать на всю улицу и бросать на улицу
записки с просьбой позвонить в Москву и сообщить о нашей судьбе. По тротуару
бродил какой-то странный человек, вероятно сотрудник УгРо, и время от
времени подбирал записки. Но иногда, как нам казалось, они попадали в руки и