"Антон Краснов. Семь отмычек Всевластия " - читать интересную книгу автора

мысль о разумной жизни казалась гнусным фарсом и провокацией. Впрочем, как
утверждал двоюродный брат одного из главных героев нижеследующего
повествования, космонавт, лично у него выход в открытый космос отчего-то
ассоциируется с подгоревшей тушеной капустой. Не следует, однако же,
опираться на мнение этого достойного эксперта по космосу, потому что свои
последние дни он коротал в психиатрической клинике, где подгоревшая тушеная
капуста была как раз основным пунктом в меню.
Космическая КАСТРЮЛЯ приближалась к Земле. По идее, из уважения к
космическим путешественникам кастрюлю следовало бы назвать космическим
кораблем или, боже упаси, звездолетом. Но уж слишком непохож был этот
неуклюжий предмет на филигранно-изысканное - "звездолет".
Звучный голос, полный вибрирующей, гулкой мощи, прогрохотал:
- Прррекратить немедленно! Ибо прриближаемся мы к пределу, сужденному
нам вельвой!
Нет, конечно, соглашусь с вами, что звуковые волны не могут
распространяться здесь, в безвоздушном пространстве, но так или иначе в
ответ прогремел басовитый рык, от которого шарахнулся малогабаритный осколок
метеорита и, вписавшись в поле тяготения голубеющей в черном разломе космоса
планеты, ухнул куда-то туда.
С явной гнусной целью нарушить нормальную жизнь обитателей этого
голубого мира.
А рык продолжался:
- Не пристало мне слушать бредни недостойного этого глупца. Сказал он,
что отец мой Тор Одинсон...
- Доколе слушать мне это! - зычно гаркнул третий голос, испущенный
глоткой, по могуществу своих вокальных данных много превосходящей первые
две, - хриплый, сочный, чуть надтреснутый: - Ужели уваженья нету в вас,
окаянных берсерках! Немедля умолкните!
И бесформенный, чуть сплюснутый с боков предмет (космическая КАСТРЮЛЯ)
с вихревым радужным цветком пламени, выбивающимся из-под "крышки", с
неимоверным грохотом рассек атмосферу голубой планеты и ринулся вниз. Туда,
где с пугающей быстротой начало нарастать лоно веселого мира по имени Земля.


2

Россия, май 2004 года

Великолепный майский день догорал. Стынущее солнце багрово наползало на
горизонт, вжималось, тонуло в нем, словно выдавливая из себя алое
студенистое месиво. Длинные руки солнца тянулись по поверхности речных вод,
нисколько не тревожа все густеющей мошкары.
Все новые легионы мошкаро-комариного воинства выныривали из обгорело
чернеющих по берегам камышей, выглядящих так нездорово, словно они сидели на
пайке наравне с голодающими Замбии и Верхней Вольты.
За рекой шумел луг, густо поросший клевером. По его поверхности
пробегали волны, нагоняемые порывами рваного предвечернего ветра. Пасшийся
на самой окраине луга одинокий козел сиротливо заблеял, потому как в его
убогом мозгу вдруг словно зашевелились ледяные иглы жуткого, дикого,
непередаваемого ужаса.