"Антон Краснов. Белый Пилигрим " - читать интересную книгу автора

- Да.
- Лена, это я, - начало было не очень уверенным, а то молчание, которое
последовало в трубке после этих моих вводных слов, тоже не настраивало на
оптимистический лад. - Лена, я хотел...
- Я же, кажется, просила тебя не звонить... Илюша.
Это "Илюша" вдруг вдохнуло в меня новые силы. Она могла бы ограничиться
холодным канцеляризмом "Илья" или вообще не обращаться ко мне напрямую. Или
просто молчать и молча же положить трубку, и тогда, каюсь, я не осмелился бы
позвонить снова. Но она назвала меня Илюшей. Я кашлянул и стал говорить
глуховатым, чуть сдавленным и чуть в нос голосом:
- Лена, мне сегодня нужно тебя видеть. Сегодня, в семь часов, на
набережной. Ты не опоздаешь? (Она опаздывала очень часто. )
- Это ты опоздал, - сказала она. В голосе не было ни агрессии, ни
упрека. Только - усталость. Я затараторил:
- Лена, если тебя не устраивает время и место, тогда можно у здания
консерватории в восемь или даже в девять у...
Не знаю, что такое она услышала в моем голосе, но вдруг согласилась на
последнее предложение, которое "в девять у...". Не надо ей было соглашаться.
Не надо?.. Ну конечно, она же давала мне повод думать, что все еще может
быть налажено, что эти неурядицы, навлеченные на нас моим идиотским
поведением (да и она была порой хороша!), могут быть преодолены. Задавлены,
забыты. Что все будет хорошо.
Она согласилась, мы договорились. Я положил трубку, и в горле
заворочался колючий тяжелый комок. Неужели еще не поздно и сегодняшняя
встреча может все изменить?.. Я прошелся по квартире раз и другой, в голове
шумело и путалось, и плыли перед глазами какие-то веселые пятна с мутной
радужной окантовкой. Тук-тук. Тук-тук. Я взглянул на мобильный: 15.48. Еще
больше пяти часов до того, как я увижу ее. Не так давно я нагло лежал на
диване, когда она уходила от меня, уволакивая огромный, неподъемный для нее
чемодан. И только теперь, вот сейчас, когда это бессовестное опьянение
собственной безнаказанностью - тогда, тогда! - прошло, я увидел воочию, как
это было на самом деле: она захлопывает за собой дверь, по щекам текут
слезы, чемодан рвется из руки. Она делает шаг и другой вниз по лестнице,
оборачивается и беспомощно смотрит на дверцы лифта, отключенного еще на
прошлой неделе... На пятой ступеньке чемодан вырывается из рук и скатывается
вниз, на заплеванную моими же приятелями лестничную площадку. Она смотрит,
смотрит... Чемодан падает, лопается ремень, и высыпаются ее вещи, ее юбочки
и платья, все эти коробочки, флакончики и тюбики, которых так много у
девушек и в которых мы, мужчины, ни хрена не понимаем. Вещи рассыпаются
среди нескольких небрежно брошенных пустых бутылок, вывернутых упаковок
из-под крабового мяса и сморщенной упаковки сока, из которого натекла
грязноватая лужица... Она смотрит. Еще вчера здесь ждали нас обоих мои
друзья. Стояли возле квартиры вот тут, одним пролетом ниже. Насвинничали.
Она берется руками за виски и, не отрывая пальцев от головы и растрепанных
волос, медленно спускается по ступенькам и начинает собирать свои вещи. И
стучит в ее голове метроном, отсчитывая последние мгновения того времени, в
течение которого она еще СМОЖЕТ ПРОСТИТЬ меня.
Плохо помню, как я выждал те часы, что отделяли меня от встречи с
Леной. Первый час я метался по квартире, не находя себе места. Я прикладывал
руку к сердцу и считал, сколько ударов за минуту... Семьдесят восемь. Я