"Светлана Крушина. Тьма... и ее объятья ("Тьма... и ее объятья" #1) " - читать интересную книгу автора

с земли. Сквозь пелену слез я увидел все ту же цветочницу. Преодолев испуг,
она обхватила меня за плечи и уговаривала, словно маленького, успокоиться. У
меня не оставалось сил даже чтобы освободиться от ее рук, и пришлось встать.
Вдохновленная успехом, женщина повела меня к маленькому раскладному
стульчику, на котором до того сидела сама. Ее товарки смотрели на меня со
смешанным выражением испуга и жалости, и я внезапно почувствовал что-то
вроде злого раздражения: они еще будут меня жалеть! Злость помогла мне
сбросить с плеч руки женщины, жестом я отказался сесть.
- Присядь, сынок! - не отступала цветочница. - На тебе лица нет.
Возможно, настойчивость доброй женщины сломила бы меня в конце концов,
и я перестал бы сопротивляться ее заботе. И, вполне возможно, принялся бы
лить слезы у нее на плече. Тогда события могли бы повернуться совершенно
по-другому. Но краем глаза я заметил вдруг черный лакированный бок длинного
автомобиля, неспешно подплывающего к кладбищу. Не успев подумать, имеет этот
лимузин отношение к произошедшему вчера или нет, я в один момент оказался по
ту сторону кладбищенской ограды, и что было сил припустил по дорожке между
могил.
Я не бывал никогда ни на одном кладбище. Мне показалось странным, что
здесь так много деревьев, ведь это же не лес и не парк. Летом, должно быть,
это место выглядело очень умиротворяюще, сейчас же деревья стояли,
молчаливые и черные, застывшие в преддверии надвигающейся зимы. Они
выглядели до странности голыми, и я подумал, что они не способны никого ни
спрятать, ни укрыть.
Через какое-то время я решил, что никто за мной не гонится, никто не
выкрикивает мое имя и не стреляет вслед. Тогда я сбавил скорость и еще через
минуту перешел на шаг, выравнивая дыхание.
Я забежал довольно далеко вглубь; ограды уже не стало видно. Со всех
сторон меня окружали деревья и каменные надгробия, перемежающиеся с
маленькими мавзолеями и склепами. Я замедлил шаг, приглядываясь к надписям и
неподвижным фигурам, возвышавшимся над могилами. Было что-то завораживающее
в их молчаливом бдении, и тишина была такая, что собственные шаги эхом
отдавались в ушах. Даже ветер стих, не смея нарушать покой мертвых. В голове
понемногу прояснялось. Сначала отупение, потом истерика; теперь ко мне
возвращалась способность мыслить разумно. Вместе с тем пришла и свербящая
головная боль. Ничего удивительного: столько эмоций, броски от безразличия к
отчаянию, любая, даже самая крепкая голова разболится. Хорошо было бы
присесть где-нибудь и чуток подумать; я огляделся в поисках подходящего
укрытия.
По правую сторону склонилась в скорбном раздумье маленькая фигурка
девушки из темного шершавого камня; каменная рука опиралась на каменный
постамент, из полуразжатых пальцев выглядывали каменные цветы. Скромное, но
изящное надгробие. Я подошел поближе. Ничего лишнего, всего два слова,
выбитые на постаменте: "Милой Денизе". Милой. Наверное, от мужа или друга.
За этим надгробием укрытия искать не стоило; я посмотрел налево.
Н-да. Вот это, пожалуй, то, что нужно. Я задрал голову и принялся
рассматривать скульптуру: огромная, в два, а то и поболее, человеческих
роста, пугающая фигура ангела с бессильно опущенными крылами. Высечен он был
небрежно, даже грубо, но за грубостью скрывался особый умысел и немалое
искусство скульптора. Скорбно склоненная голова, слезы на щеках, в руке -
меч. Странная фигура, но мне было не до размышлений о связи оружия и скорби.