"Виктор Крюков. Свет любви " - читать интересную книгу автора

выкрикнул полицай.
Игорь поднялся с колен, с ненавистью поглядел на мучителя.
Тот наводил в лицо пистолет.
Офицер с лицом учителя невозмутимо перебирал на столе бумаги.
- Повертывайся к стенке, сволочь! - скомандовал лысый.
Сердце билось беспорядочно. Дрожа, задыхаясь и чуть не падая, Игорь
подошел к стене. Ноги словно одеревенели, колени подгибались. В раскрытые от
страха глаза бросилась карта: коричневые очертания материков на голубом фоне
океана. Близко к носу был сапог Италии. Игорь подумал: "Все, больше ничего
не увижу..."
- Р-рр-аз! - процедил сквозь зубы лысый.
Очертания материков куда-то исчезли. Карта слилась в сплошное пятно.
Какого она цвета? Лилового? Красного? Синего?
- Дыва! - раздался тот же голос за спиной. Промелькнул в памяти образ
матери. Она сидела на кровати, закрыв лицо руками, как в тот день, когда
проводили на войну отца... Перед глазами возник ремень, годами висевший дома
на стенке. Отец точил об него бритву... Зазвенело в левом ухе.
- Три! - выкрикнул полицай.
Краем глаза Игорь увидел дуло, узенькое, черное. Оттуда сейчас выскочит
пуля. "Мама! Мама! Сейчас меня совсем не будет. Совсем..." Жесткие спазмы
перехватили горло. "Живу последнюю минуту. Все, что вижу сейчас, - вижу
последний раз", - подумал он со страхом и горечью и наклонил вниз голову. С
предельной яркостью в глаза бросился коричневый плинтус пола, к нему прилип
изжеванный окурок. Крошечные точки на коричневой покраске, песчинки и
царапины на полу; новые калоши на валенках, они нагло блестели.
Раздался выстрел. Игорь вздрогнул. Сорванная карта, шурша по стене,
упала на пол...
Игорь как бы очнулся. Перед глазами по-прежнему блестят калоши. Все тот
же окурок на коричневом плинтусе. "Я жив! Еще жив. Не попал фриц..."
Вдруг молния ударила в голову, искры посыпались из глаз и загорелась
вся комната: цементный пол, карта мира, окурок.
Игорь рухнул на пол. Вошли два солдата, поволокли его. Лысый плюнул
Игорю в ноги и куда-то исчез.
В подвале, куда затащили Игоря после допроса, жуткая тянулась жизнь.
Нередко дверь распахивалась, и на холодный цементный пол бросали избитых: с
кровоподтеками и вывернутыми пальцами. Фитиль, провокатор, как бы оказывая
помощь, оттаскивал их на свое место на байдачине, утешал, советовал и, если
избитый бредил, внимательно вслушивался в лихорадочные слова, а утром уходил
"на допрос", то есть делал отчет о своем подслушивании.
- Удушил бы суку! - скрипел зубами Палкин, когда Фитиля в камере не
бывало. - Заставил бы лизать парашу, да вышака [3] боюсь! Пожить еще хотца.
Он относился к Фитилю странно: ненавидел его и в то же время дружил с
ним. Может быть, дружил с умыслом, чтобы немцы не подбросили другого
провокатора: "Пусть, мол, болтается в камере, мы-то знаем, кто он такой".
Однажды ввели сразу двоих: старика в таком же, как у Палкина, бушлате и
человека средних лет, отрекомендовавшегося просто - Кириллычем.
Кириллыч запомнился Игорю навсегда. Появившись в подвале, он на вопросы
Фитиля ответил охотно:
- Я? Парикмахер. Лежал в больнице, когда в город вошли немцы. Уйти не
успел.