"Г.К.Крыжицкий. Обаяние ума (Воспоминания современников об А.Ф.Кони) " - читать интересную книгу автора

кругами с большим неудовольствием. Черносотенный нововременский журналист
Буренин откликнулся на это назначение злой эпиграммой:
В сенат коня Калигула привел,
Стоит он убранный и в бархате, и в злате.
Но я скажу, у нас такой же произвол:
В газетах я прочел, что Кони есть в сенате.
Кони не остался в долгу ответив следующим четверостишием:

Я не люблю таких иронии
Как люди непомерно злы!
Ведь то прогресс, что нынче Кони,
Где прежде были лишь ослы...


В нем заговорила кровь отца, автора злободневных куплетов, в свое время
не побоявшегося осмеять "самого"
Фаддея Булгарина.
Анатолий Федорович был близким другом нашей семьи, часто бывал у нас,
знал моего отца - пейзажиста К. Я. Крыжицкого. Особенно сдружился он с
нами в последние годы жизни, вел оживленную переписку с моей матерью,
писал и мне [...] Сын знаменитого водевилиста, редактора-издателя журнала
"Пантеон" и известной актрисы и писательницы Ирины Семеновны Сандуновой
(кабинет Кони украшали бережно хранимые портреты родных), Анатолий
Федорович унаследовал от родителей любовь к театру и несомненную
артистическую жилку. Но хотя в жилах его и текла "театральная кровь", он
не только не стал актером, но и никогда не актерствовал ни как оратор на
трибуне, ни как рассказчик в интимном кругу, ни как лектор в широкой
аудитории. Он не расцвечивал свои ораторские выступления пестрыми "цветами
красноречия", никогда не рисовался перед слушателями, но говорил так
выразительно и живо, что вы с пластической отчетливостью видели все то, о
чем он рассказывал. Это были великолепные монологи, убеждавшие ясной,
отточенной мыслью, увлекавшие образностью, живостью повествования.
Любил он рассказывать о себе, о своих житейских встречах с писателями и
артистами, о случаях из своей судебной практики. У него имелся, так
сказать, набор любимых рассказов, пластинок, которые он охотно и часто
проигрывал. Ему, присяжному оратору и неутомимому говоруну, нужны были не
собеседники, а внимательные слушатели.
Он всегда сразу завладевал разговором. При нем все смолкали. И хотя
многие его рассказы друзья знали наизусть, все же слушать их вновь и вновь
было истинным удовольствием.
Перелистывая сейчас страницы его книг, находишь довольно точную запись
его устного изложения. И все же тот, кто никогда не слышал "живого Кони",
никак не может составить себе представления о его манере речи, о его
мастерстве живого слова. Совершенно прав А. Р. Кугель, утверждавший в
некрологе Кони, что его устные рассказы намного превосходили записанные
мемуары. Ученик Кони по Училищу правоведения, стяжавший мрачную
известность царский министр И. Г. Щегловитов, завидуя ораторскому таланту
учителя и остро ненавидя его за приверженность к строгой законности,
издевательски называл Кони "соловьем, который сладко поет" и "дамским
угодником", намекая на успех, который, несмотря на свою неказистую