"В.И.Крыжановская(Рочестер). Мертвая петля " - читать интересную книгу автора

Князь побледнел и попятился. Голос его стал хриплым от волнения, когда
он резко оттолкнул руки детей.
- Оба вы глупы и воспитаны в глупых предрассудках. Евреи - такие же
люди, как и все, а моя невеста - развитая и вполне воспитанная девушка.
Наконец, раз я дал своё слово, стало быть всё бесповоротно решено; а вы
примите вашу belle-mere (Перев.,- мачеху) с должным уважением, которого она
вполне заслуживает. Вот моё последнее слово... Он почти выбежал из комнаты,
громко хлопнув дверью. Старая княгиня вскочила со своего места, протянула
руки, словно пытаясь удержать сына, и сделала несколько шагов, но вдруг
зашаталась и замертво рухнула на ковёр.
- Бабушка, бабушка, не умирай!.. Ты - наша единственная опора, -
крикнула Нина, бросаясь в испуге к Евдокии Петровне, которую Арсений
старался приподнять.
Из гардеробной прибежала привлечённая шумом фрейлейн Амалия и помогла
князю с княжной перенести бабушку на кровать.

Глава II

Весь бельэтаж громадного дома на Сергиевской был ярко освещен, сквозь
кружевные занавеси больших зеркальных окон видны были горевшие тысячами
огней громадные люстры и движение нарядной толпы; швейцар еле успевал
отворять двери гостям, подъезжавшим кто в собственных экипажах, кто на
извозчиках, а то и просто приходившим пешком.
Дом принадлежал миллионеру, банкиру Моисею Соломоновичу Аронштейну,
который праздновал в кругу близких помолвку своей единственной дочери с
князем Пронским. Ему хотелось теперь хвастнуть своим торжеством перед
многочисленной роднёй, давно сторожившей великое событие обручения Сарры с
титулованным "гоем", попавшим, наконец, в их сети.
Аронштейны были родом из Вильны и вышли из еврейской голытьбы. Дед их
был мелким фактором, отец сначала держал на пограничной станции меняльную
лавочку, но затем, путями, ведомыми одним евреям, быстро разбогател. Умирая,
он оставил своему сыну, Моисею, банкирский дом в Петербурге, а прочим
сыновьям и дочерям хорошее состояние, которое они приумножили в свою
очередь.
В этот день вся семья, за малым впрочем исключением, была в сборе. В
кабинете хозяина собрались мужчины: два его брата, Аронштейны из Киева и
Вильны, три зятя Мандельштерны из Варшавы, Катцельбаум из Бердичева и
Бернштейн из Одессы, брат m-me Аронштейн, рожденной Эпштейн, и ещё трое
молодых, из которых один был адвокат, а двое - студенты университета. Кроме
близких, тут был раввин и несколько друзей.
Собрание было типичное. Несмотря на изысканные костюмы и роскошь
окружавшей обстановки, пошлость этих господ с размашистыми манерами била в
глаза; жаргон, употреблявшийся в своем кругу, звучал несносно крикливо,
потому что многие говорили зараз, стараясь перекричать друг друга. Наконец,
ни куренья, ни духи не могли заглушить тот специфический запах, который
еврей, подобно негру, распространяет вокруг себя, и в кабинете стоял
тяжёлый, неприятный воздух.
Разговор шёл шумный и оживлённый, потому что речь коснулась политики, а
настоящее положение дел и планы на будущее страстно увлекали собеседников.
Поднят был жгучий вопрос о еврейском равноправии, и обсуждавшиеся