"Сигизмунд Кржижановский. Бумага теряет терпение" - читать интересную книгу автора

Сигизмунд КРЖИЖАНОВСКИЙ

БУМАГА ТЕРЯЕТ ТЕРПЕНИЕ

(Эскиз)



Всем известно: бумага терпит. Терпит: и ложь, и гнусь, и опечатки, и
грязную совесть, и скверный стиль, и дешёвый пафос. _Всё_.
Но, как свидетельствует этот рассказ, до времени.
Произошло это в одно из ноябрьских утр, когда мокрые хлопья снега и
капли дождя спорили о том, что сейчас - осень или зима. Случилось так, что
именно в это мутное утро бумага потеряла терпение. Ей надоело нести на своих
плоских покорных листах буквы, буквы и снова буквы; мириады бессмыслиц,
притворившихся смыслами; нудный дождь слов, от которого не то лужи, не то
книги - не разберёшь.
У бумаги - надо думать и об этом - своя трудная долгая жизнь, своя
нелёгкая школа: сперва она растёт, врывшись в землю корнями, и шумит
облакам, проплывающим над ней кусками прозрачной серой обёрточной бумаги,
потом её отпиливают от её корней, кладут под затиск прессующих машин
бумагоделательного завода, топят в чанах, полных кипятку, сушат, мнут... Да
к чему об этом вспоминать?
И вот бумага просохла, машины её уже научили терпению. Теперь её плоские
белые листы обучают грамоте. По ней бьют острыми свинцовыми буквами, в неё
втискивают смазанные краской матрицы. Бумага терпит.
До времени.
Установить дату, о которой идёт речь, трудно: бумага, отшвырнувшая от
себя типографские шрифты, вместе с буквами заставила отступить и цифры. Этот
короткий, но решительный бой можно было бы назвать сражением под
Табула-Раза.
Бумажное поле битвы осталось снежно-чистым. Типографские знаки, бежавшие
в свои машинные убежища, недолго совещались. И им, этим двадцати пяти или
двадцати шести буквенным алфавитам, надоело притворяться длинными, во весь
диаметр мира протянувшимися смыслами. Они тотчас же разбились повзводно на
алфавиты и одно из правофланговых А, широко расставив пятки, сказало:
- Довольно нам позволять ваксить себя типографской краской, довольно
таскать на свинцовых спинах их дурацкие смыслы, довольно - говорю я - бить
лбом по бумаге! Пусть из нас делают что хотят - свинцовые пули или
свинцовые тумбы - но в литературу ни шагу!
Свинцовый шорох одобрения отвечал на краткую речь. И мириады азбук,
построившись в строгом школьном порядке, начали исход. Впереди шли широко
расставляющие ноги большие А, в хвосте колонн длиннопятые с пикой через
плечо дзеты.
Метранпажу одной из утренних газет, сидевшему у жёлтой лампочки над
бумажными змеями гранок, всё время чудилось шуршание мышей под полом. Это
была иллюзия слуха: на самом деле это был шорох уходящих прочь из страны
газет, журналов и книг перетруженных, истёртых о бумагу, усталых до
последнего букв.
Первым свидетелем Исхода был старик-газетчик, выходивший к перекрестку