"Сигизмунд Кржижановский. Хорошее море" - читать интересную книгу автора

переползаю вслед за его движущимся пятном тени. В руках у меня старая книга
о старой Одессе. Автор её, потомок знаменитого рода Дерибасов, вздыхает о
том, что теперь уже Одесса не та. Всё в ней и вокруг неё не то! <О, доброе
старое одесское солнце! Где ты? Куда ты скрылось? (О, чтоб ты скрылось,
думаю я про себя.) Поднимается и теперь какое-то бледное светило на нашем
Востоке, но это уже не то. Его лучи не жгут, не ослепляют нас, как прежде>.
Дальше автор с грустью вспоминает, что нет уже прежней одесской пыли, такой
пыли, из-за клуба которой, бывало, часовой на гауптвахте у Соборной площади
не мог различить проходящего прапорщика от генерала и вызывал колоколом весь
караул для отдания чести тому, кому оная не причитается. <Прежняя одесская
пыль была не такая, как ныне; она была благоуханной, как пыль цветов. Море,
степи, акации отдавали ей свои остатки и были причиной её своеобразного
приятного аромата. Шла к нам прежняя пыль от солончаковых песков Пересыпи,
от большого чумацкого шляха в Новороссийских степях. Тонкая, мелкая, чистая,
легко дававшая отпечатки всему, что к ней касалось, она прекрасно заменяла
тот золотистый песок, которым в старину посыпались любовные записки>.
Проходят дни. Жара спадает. А стопка книг растёт и растёт. Поверх
объёмистого Дерибаса толстенные отчёты Городской думы Одессы. Над ними
дневники старожилов, несколько номеров французской газеты, издававшейся ещё
во времена Воронцова. Лень всё перечислять.
И понемногу Одесса начинает вырастать в моём воображении. Она стоит на
извилистых воздушных корнях. Ведь большинство её первых зданий выросли из
камня, скрытого под её поверхностью. В результате: над поверхностью -
каменные дома, под поверхностью - пещеры, подземные переходы. За своё право
на жизнь Одесса заплатила десятью тысячами апельсинов. Павел I не хотел
легализировать город, выдать ему метрику о рождении, пока поселившиеся на
пустом месте купцы не послали ему этой верноподданнической взятки. Впрочем,
их тогда называли не купцами, а <негоциантами>. Женою одного из них,
<негоцианткой молодой>, увлекался Пушкин.
Первые годы город ютился на вершине холма, там, где ещё недавно стояла
небольшая турецкая крепостца, вскоре снесённая. Есть предание, что на второй
же день после захвата Хаджибея какой-то предприимчивый грек прямо против
бреши, пробитой в стене фортеции, раскинул шалаш, под тенью которого были
вскрыты первые бочки с вином. С этого и началась торговля города.
Понемногу появились неопределённые очертания улиц. К двадцатым годам
домики побежали по склону холма к пересыпи, направляясь к лиманам. Все они,
как и деревья, были низкорослы, всего в один этаж. По стандарту: крутой скат
крыши, в центре крылечко с двумя подпорками, справа и слева по два или три
окна.
Но зато подвижные дома кораблей толпились довольно-таки густо в гавани
Одессы. Гавань слишком широко раскрывала свои берега морю - и в самом
начале пришлось заботиться о защите от его волн.
<Дюк>, как звали жители первого хозяина города, граф Ришелье, был
добродушен и близорук. Каждый день он ходил с визитом к деревьям, насаженным
под его наблюдением. Иногда он, по близорукости, первый приподымал треуголку
при встрече с горожанами. Может быть, о нём думал А.Пушкин, когда начинал
свою поэму <Анжело> словами <о добром дюке>. Впрочем, не всё в годы его
городоправления было столь умилительно. Так, например, однажды произошла
чрезвычайно конфузная история. Из Петербурга в Одессу - по почте - было
направлено письмо. От особы весьма важной к особе более чем важной. Письмо