"Сигизмунд Кржижановский. Мост через Стикс" - читать интересную книгу автора

полупрыжком пододвинулась к ближнему краю стола:
- Поверьте, мне ещё страннее. Я ни разу за все эти тысячелетия не
меняла тины на путь. И вот я, принципиальная домоседка дна, ночью на чьём-то
столике... Странно, чрезвычайно странно.
Тинц, постепенно привыкая к плёнчатым глазам, тягучему голосу и
извивистому абрису ночной гостьи, подумал, что правильное обращение со снами
в том, чтобы дать им лосниться. Он не высказал этой мысли, не желая быть
невежливым к собеседнику, вполне корректно и доверчиво расположившемуся в
полуметре от его уха. Но мысль, очевидно, была угадана..
- Да, - сказала жаба, задёргивая глаза плёнкой, - ещё Ювенал писал о
<Лягушках из Стикса, в которых не верят даже дети, бесплатно моющиеся в
бане>. Но об этом лучше бы спросить у тех, кого омывают, за плату в один
обол, чистейшие из всех вод, воды Стикса: ново-, но не рождённых, а
проставленных. Впрочем, меньше всего мне нужна вера в моё бытие: быть
сном - это даёт некоторые преимущества, развязывает от связанности
связностью, хотя я и не намереваюсь злоупотреблять этой прерогативой.
Притом, если сновидец может не верить в реальность своего сновидения, то и
сновидение, в свою очередь, может усумниться в бытии того, кому оно видится.
Весь вопрос в том, кто кого предупредит: если люди раньше перестанут верить
в Бога, чем Бог разуверится в них, то Богу приходится плохо, но если б Богу
первому удалось перестать верить в реальность своей выдумки, то есть мира,
то... О, на Стиксову поверхность всплывает много пузырей, круглых, как <о>,
и все они неизменно лопаются. Но мы отвлеклись от темы: если мне будет
разрешено сослаться на Гегеля, который считает, что некоторые народы,
например, ваш, имеют бытие, но обделены историей, внеисторичны, то почему бы
мне, происходящей из древнего рода стиксовых жаб, даже при выключенности из
бытия (ставлю Гегеля на голову) не рассказать своей истории, если опять-таки
мне не будет отказано во внимании. Наконец, все явления даны сознанию
явочным порядком, они впрыгивают - не осведомляясь о разрешении - прямо в
мозг, как вот я, и этот метод впрыга... но незачем перебессвязнивать и
слишком вквакиваться в метафизику - не так ли?
Тинц ещё раз с успокоенной пристальностью оглядел рассевшуюся под синим
светом лампового колпака обитательницу стиксовых тин. Приготовляясь начать
рассказ, она поджала поудобнее свой жирный зад и охватила налепью задних
бугристых лапок рант стола. Круглые глаза, круглый живот, казалось,
обтянутый белой жилетной тканью, и узкогубый по-английски подобранный рот
напоминали сеймуровский абрис флегматического Пиквика в тот момент, когда
исследователь пескариной жизни Гемпшайрских прудов собирается рассказать
одну из своих историй. Тинц улыбнулся улыбке и, отделив спину от стены,
холодившей тело, подоткнул опадающий край одеяла и приготовился слушать:
после нескольких гм и кх бело-зелёный под синью колпака ночной впрыг начал
так:
- Как уже упоминалось, чуждее всех чуждостей нам, жильцам стиксовых
тин, перемещения из одного _тут_ в другое _тут_. Путешествие - это
беспутство - кх, м-да, - так по крайней мере думают лучшие умы дна. Ведь
сколько вы, переползни земли, ни опутываете её путями, все ваши странствия,
все и всех, неизменно кончаются ямой, последним _тут_, из которого никто и
никогда не выкарабкивался. Глупо ждать, пока тебя догонит одноногая, но
проворная лопата, - проще заблаговременно и самому зарыться в ил. Но не
всем дано беседовать с древней мудро-чавкающей тиной придоний Стикса, реки,