"Сигизмунд Кржижановский. Мост через Стикс" - читать интересную книгу автора

смерти с жизнью. Я предлагаю перемирье. И мой впрыг не столько к тебе,
сколько к этому вот чертежу.
- Не понимаю.
- А между тем, так просто. Что такое страна смерти? Такая же страна,
как и все другие, но с несколько повышенной таможенной пошлиной - с живого
при переходе граничной черты взимается сто процентов жизни. Только и всего.
Итак, перечёркивается черта. Мёртвые могут репатриироваться на земную
родину, те же, что слишком живы для жизни... но не будем углубляться в
детали. Мои идеи и твои цифры могут сдвинуть великое дело коинциденции
мертви и живи, так сказать, с мёртвой точки. Всё равно - к этому идёт,
безумцев, овладевших стиксовым дном, не переквакать. Пусть. Пусть.
Единственный amor, доступный мне, выселенке некогда чёрных вод, это - amor
fati [2].
Мы начнём с мелочей, незаметно вштриховывающихся в жизнь...
- Например?
- О, за этим дело не станет. Скажем, у всех перекрёстков изящно
сконструированный автомат: по вертикали из земли доска; в доске на высоте
кармана узкая щель для впрыга монет, на высоте лба щель, диаметром в
поперечник пули. Вы подходите к автомату, опускаете монету и получаете пулю
в лоб. Дёшево, общедоступно и, при бесшумности выстрела, что возможно при
применении системы глушителей, почти нестеснительно для прохожих. Или... но
мимо, и к главному; твой чертёж моста очень кстати попал мне под пальцы:
точные и лёгкие формы; твои цифры вгибают и выгибают сталь, как воск; но
пора перебросить технику в иные масштабы; надо открыть материал легче
паутины и прочнее железобетона, невидимее стекла и тягучее золотых нитей,
потому что пора, давно пора строить мост через Стикс. Да-да! Он повиснет меж
вечным <нет> и вечным <да>. Из ночи в день и из тени в свет, спаями своими
вновь сочетая рассочетанные смерть и жизнь. И тогда над извивами Стикса мы
раскроем чёрные пасти экскаваторов; мы вычерпаем ими все затонувшие памяти
мира; всё канувшее в забвение, века, осевшие поверх веков, историю и
праисторию, смешанные со стиксовыми илами, мы подымем назад, под ваше
солнце. Мы опустошим забвение до дна. Смерть раздаёт все свои богатства
нищим - оболы и жизни, - и посмотрим, как вам удастся остаться живыми
среди восставших смертей. Итак, мы начинаем работу. Оба: во славу Obiit [3].
Нет? О, наш мост превращает <нет> в <да>. С разрешения соавтора, я
как-нибудь так... поближе к мыслям. Кхе. Тут жестковато, не правда ли, и у
всех на виду, в то время, как под висковыми костями можно в полной
прикровенности...
Тинц отшатнулся к стене. Он видел: глаза жабы выпятились злыми пузырями,
а задние ноги изогнулись, готовя прыжок. И прежде, чем защитный рефлекс
вскинул его руку, мягкий и скользкий удар в мозг запрокинул его голову на
подушки. Тинц вскрикнул и... разжал глаза.
Комната была полна ровным и ясным дневным светом. На прикроватном, под
забытым серо-синим, изжухленным солнцем светом лампы развёрнутый план
пятипролётного моста. У науглия столика опрокинутый стакан: круглый
стеклянный рот его навстречу глазам, а с бело-зелёного края блюдечка
серебряный плоский язычок ложечки, выскользнувший из стекла наружу; поверх
штрихов схемы влажные следы: не то раздробь капель, не то...
Инженер Тинц ещё раз закрыл глаза, стараясь удержать быстро тающие в дне
образы дна. Затем он отбросил вместе с одеялом - ночь. Ноги его искали на