"Алан Кубатиев. Вы летите как хотите!... (Фантастический рассказ)" - читать интересную книгу автора

Рейвен вдруг вздрогнул совершенно по-человечески и поджал лапы. Не хватало
только прочувствованной слезы. Но вместо этого Рейвен заговорил:
- "Сокол в ррощу улетел, на кобылку недрруг сел... А хозяйка ждет милого,
неубитого, живого..."
Он умолк. Молчал и пораженный Вронский. Потом сказал:
- У вас превосходная память...
- Прросто ворронья... - ответил Рейвен. - Это стихи прревосходные...
Передана приррода... Только прро соколов зррря...
Тут они снова умолкли. Оба.
Действительно, Соколов, да еще к ночи, поминать не стоило. Мощные,
беспощадные, полу-ночные, полу-дневные, они были вроде тайной и явной
полиции. Когти и клювы были у всех Птиц. Но Соколы, да еще при чудовищно
зорком глазе, пользовались ими особенно умело - и жестоко.
Дальше они говорили как люди, спаянные общей бедой. Вронский знал, что
Рейвен безошибочно почувствует напряжение и тревогу в его голосе, как бы
далеко он ее не загонял: но объяснить ее причину Рейвену, слава богу, было
явно не под силу.
Однако что-то было неладно и с самим Рейвеном. Проработав с Птицами
полтора года, Сергей наловчился хотя бы грубо различать их основные
душевные состояния. Он мог ошибиться в степени напряжения, но характер его
он почти не путал.
Рейвену было не по себе. Через силу, хотя медленно и учтиво, он вел свои
обожаемые литературоведческие диалоги, перескакивая с языка на язык - на
армянском он говорил с особенным удовольствием, хотя Вронский его
совершенно не знал. Рейвену это было известно; и то, что он все время
сбивался на "хайк", означало предельную отягощенность какой-то другой
мыслью...
Наконец Рейвен смолк. Изо всех сил стараясь не пользоваться клювом, он
вытащил концом махового пера золотые часы на цепочке, но открыть их без
помощи клюва нечего было и мечтать. Наконец крышка отщелкнулась.
- Прраво, я засиделся... - со вздохом сказал он. - Что ж, доррогой дрруг,
мне порра... На бюст Пандорры...
Он повторил это несколько раз, но уходить отчего-то медлил. Тогда решился
Вронский.
- С вами что-то неладно?.. - спросил он тихо.
- Нет, - спустя длинную паузу ответил Рейвен. - С вами.
- То есть как?.. - непонимающе взглянул на него Вронский.
Рейвен потопал по ковру пыльными штиблетами. Ковер немедленно отозвался
равным количеством пыли, замерцавшей в косом луче настольной лампы.
- В-вы знаете, - нехотя сказал он, - ведь мне не доверряют... Даже свои...
Дурраки... Тысячи лет пррожить ррядом с человеком и даже не старраться его
понять!.. А человек старрался... Вот Эдгарр или Горрький... или
Александрр... Та пррелестная легенда, что вы мне ррасказали, об оррле и
ворроне... Ведь в ней есть прравда... Падаль прриятнее на вкус, падаль
легче усваивается, падальщиком быть благорродно, и все же иногда хочется
перременить судьбу... На мое несчастье, я еще и научился рразбирать ваши
буквы и слова... Черрез это я стал слишком близко к вам и отдалился от
наррода Ворронов...
- Не переживайте, Рейвен, - сказал Вронский, - в истории это не первый
случай...