"Андрей Кучаев. Sex Around The Clock. Секс вокруг часов" - читать интересную книгу автора

жгли старые деньги, увеличивали тягу, чтобы она выносила наверх часть не
успевших сгореть купюр. Мужики на крыше "Госзнака" ловили непрогоревшие
купюры сачком из рогожного мешка.
"Представляешь? Черные от копоти, страшные, как черти, машут сачком,
гоняясь за огненными бабочками из сторублевок!? Ночь! Крыша! Внизу Москва! А
те, в кочегарке, наддают! Наддают! Ад! Кромешный ад! Россия!"
Ничего не изменилось: одни внизу наддают, другие наверху ловят сачком
из рогожи непрогоревший бюджет. Ад. Россия.
Он был неуемным во всем, в любви тоже. И во всех своих трех ипостасях.
Схлопотал два инфаркта - по одному на каждую маску. От третьего умер, будучи
почти в своем обличье - Крошка Цахес по прозвищу Циннобер, "Серый костюм".
Его разрывал темперамент. Маска трагического мима, приклеенная к
черепу, точнее - к сиамским близнецам из двух черепов, в затылок один
другому. Показывая сценку "Госзнак", он истратил темперамента на двух Лиров.
Порвал на себе рубашку и майку, опрокинул стол, разбил вазу и насмерть
перепугал хозяйскую кошку. Смеясь, он показывал редкие зубы, - тыква на
праздник "Хеллоуин" со свечкой внутри. Это он сам горел внутри, но карбидным
огнем, как старинная шахтерская лампа. Это горение было непрерывным.
Маленькое ременное тело, которому идут вериги.
Такие люди - не совсем люди, как писал Томас Манн в "Паяце", они - из
другой жизни, редкие среди простых смертных, "люди театра". Любая пьеса,
включая Шекспира, ниже их неземного дарования. Они нисходят до ролей. Чтобы
воплощать свою суть, свою растерзанную душу в маске паяца! Остальные в этом
цеху им подражают, получается иммитация, которая требует и соответствующего
театра.
И такой театр пришел: ни то, ни се, - ни театра, ни жизни. Там не горят
страсти, а говорят о страстях. Орут о страстях с потухшими глазами.
Все талантливые старики умерли. Остался одаренный средний возраст и
молодые, которые не знают секретов - утеряны. Они только изображают, не
чувствуя. Форсируют голос и жест. Ненатуральность голоса и жеста их выдают.
Медленно этот способ существования переполз в жизнь. Вот и сейчас я сижу в
таком театре.
Современный актер умеет изображать хорошо играющего актера. Этим он
защищается от того, что должен играть. Потому что играть он умеет, а думать
и чувствовать - нет. Он - как все. Никто не умеет думать и чувствовать.
Жить. Мы не умеем жить. Играем в жизнь, потому актеры играют актеров. Мы -
первая производная функции, где X - утраченная жизнь, актеры - вторая
производная. Жизнь моя, иль ты... не снилась мне?
Если бы Комик воскрес и явился, он бы напился в знак протеста и
отчаяния, залез бы потом в бассейн в центре и разбил бы слоновую ногу. И
придумал бы "гэг" - качать этому слону кое-что и показал бы всем этюд:
"Слону яицца качать"!

Уходят и истинные жрицы возлюбления - "мечтательная" фракция этой
возгонки женской плоти в ангельскую - в сухом остатке - дети. Дети разных
народов. Отца редко можно найти поблизости от колыбели. Весьма неближнее
зарубежье, оно же - "зарублежье". Сейчас уцелевшие укротительницы тигров
переходят в ранг бабушек. Вот не думал, что буду добиваться права прыгнуть в
постель к бабульке! Я доведен до края, мне нужны забота и тепло. Я обманываю
себя. Пусть жизнь обманет меня!