"Леонид Кудрявцев. Вторжение" - читать интересную книгу автора

внимательно в нее вглядывался и искал в ней себя, такого, каким он был два
года назад. Наголо остриженного пацаненка, которого выловили на улице,
остригли и снабдили новеньким автоматом. Да, тогда-то он верил в эти слова
и благоговел. А потом, действительно, пошел защищать демократию. Еще бы не
пойти, когда в руках автомат. Всамделишный. Из него даже можно стрелять. И
патронов сколько угодно. С серебряными пулями...
А сейчас, два года спустя, Ипат глядел на этих будущих "защитников" и
думал о том, что же с ними будет дальше. А что там думать? Дальше -
просто. Загрузят в машины и повезут.
Ипат закрыл глаза и, опершись о стену вокзала, оказался снова в
Лемурии...
Они ехали по самой обыкновенной дороге. Но чем ближе к кордону, тем
она становилась чуднее. А после кордона - одни лишь сгоревшие становища и
бескрайняя пустыня. Голубой песок. Тишина, покой и безмолвие. А еще
длинная колонна машин. И в каждой из них солдаты, солдаты... И каждый
думает сейчас о своем. И вспоминает... Может быть, старый дом, знакомый с
детства двор и маму. Безусловно, какую-нибудь девчонку с расцарапанными
коленками, которая будет писать ему поначалу каждый день, но уже через
полгода забудет напрочь...
А потом на горизонте мелькнет гигантская мохнатая тень, да из кустов
вылетит отравленная стрела и вопьется в горло твоему товарищу. Считай -
повезло. И не только потому, что остался цел. Просто теперь ты знаешь, что
едешь не к теще на блины, а действительно воевать. И это понимание даст
тебе пусть мизерный, но все же добавочный шанс выжить. И вернуться...
А впереди, там, куда уходила колонна, бушевал закат. Иначе и не
скажешь. Лучи заходящего солнца странным образом искажались в воздухе
Лемурии и теперь походили на тысячи кровавых рук, которые тянулись к
цепочке двигавшихся им навстречу машин. Это было странно и боязно. А еще
существовала дорога. И на закате она начинала что-то нашептывать, и
поначалу едва слышно, но чем темнее становилось, тем громче. Когда же
наступала ночь, шепот переходил в явственное бормотанье. И так до самого
рассвета, пока не вставало мрачное, всклоченное солнце. И тогда
становилось видно, как туго приходится передним машинам. Об этом говорили
то и дело мелькавшие на обочине дороги еще дымящиеся, полусожженные трупы.
И чем дальше в глубь Лемурии, тем этих трупов становилось больше...
Временами казалось, что это будет продолжаться вечно, что они
миллионы лет будут вот так ехать, ехать... ехать... миллионы лет...
ехать...
И каждые два часа у какого-нибудь новобранца сдавали нервы. Тогда он
начинал палить по дороге или же заливался идиотским смехом, колотя чем
попало по головам своих товарищей. Колонна останавливалась, новобранца
успокаивали и снова трогались в путь... путь... путь... И угрюмое
молчание. Потому что говорить не о чем. И только иногда кто-нибудь
сплевывал на дорогу и вздыхал:
- Эх, самолетом бы...
Но все уже столько раз это слышали, что даже не поднимали глаз на
говорившего, и только если он повторял это как заведенный снова и снова,
кто-нибудь лениво говорил:
- Заткнись...
И опять ехать... ехать... ехать...