"Лев Куклин. Повесть и рассказы из сборника "Современная эротическая проза""" - читать интересную книгу автора

Именно так - не прошла, не пробежала, не промчалась, а истекла, не
принеся никаких надежд. Протекла - вот как вода между пальцами, когда моешь
посуду, не замечая, что уже в третий или пятый раз протираешь губкой чистую
тарелку; протекла злыми и беспомощными слезами, которые текут и их не унять,
и понимаешь, что слезами горю не поможешь, - а они все равно текут и
текут... И откуда в человеке помещается столько слез?!
...Саша уже и не вставал, все лежал на тахте, чуть повернув голову к
окну: просил не задергивать штору. И почти ничего не ел. Я на работе две
недели за свой счет взяла - за ним ходить. Судя по всему, боли у него были
сильными, чтоб не сказать - чудовищными, он часто ночами не то стонал, не то
мычал, стиснув зубы так, что они скрипели.
Терпел...
Я на последние деньги достала, - подпольно, разумеется, несколько ампул
морфийсодержащего, сама ему делала уколы в ягодицы, когда, чувствовала, что
ему совсем уж невмоготу. Теперь его завитки-завитушки на груди совсем
поседели... Он-то терпел, надеялся, не хотел меня огорчать, а я... Я-то ведь
знала, что ему остается совсем ничего... и две недели старалась улыбаться,
только чтобы не заплакать при нем. Даже к зеркалу не подходила, - не могла
свое лицо видеть. Чужое и страшное.
А в тот вечер... Серый такой был денек, помню, без солнца, фонари на
улице рано зажглись, а он лежал вверх лицом, и в его глазах, я это ощущала,
скопились и боль, и понимание своего конца, ухода, и прощание, и прощение...
Все вместе.
И вдруг... Он мою руку слабо так... пожал и вполне отчетливо,
осмысленно даже, и я бы сказала - с вызовом, прошептал вроде бы полушутя, но
я-то поняла, что всерьез:
- Без секса не умру...
Я признаюсь... насчет постели. Поверите, нет, - когда он раздевался и
меня к себе принимал, - у меня внутри все плыло и, казалось, я сознание
теряю, как тогда - в тот самый полдень, когда меня бронзовым осколком
шарахнуло... И от этих его слов я совсем уж ополоумела, кинулась туда,
сюда, - не знала, что делать, что ответить. Наконец решилась.
Из шкафа, с самого низу достала черное кружевное французское белье,
доро-гу-щее, я его всего-то раза три надевала. Потом чулки тоже черные, с
широкой резинкой - он колготки не слишком жаловал. Лифчик застегиваю, дура,
а у самой руки трясутся, замочек выскальзывает, а слезы кап-кап-кап - то на
грудь, то на пол...
Села рядышком. Одеяло плоско так натянуто, будто под ним ничего нет,
откинула его, прилегла рядышком, прижалась... Его руку взяла, а она словно
бы бескостная, мягкая, вялая, и его рукой стала себя оглаживать: на грудь
положила, на живот... И на тот самый шрам... Пальцы задержала, раз провела,
другой, - словно бы его память оживляю! Потом ладонь - а ладонь у него
широченная, как садовая лопата, - на лобок положила, замерла... А он родное
место, видимо, почуял, и у него пальцы слабо этак шевельнулись, будто
погладить пытались, приласкать...
Я опять слезы утерла, чтоб он не заметил, и стала с него трусы
стягивать: он хоть и похудел чуть ли не в половину, а все равно - огромный,
я его с трудом приподымаю. Глянула ему в глаза, а он - реагирует, ну вот
самое честное слово - реагирует, искорки бегают. Ну, я его бывшее мужское
достоинство потеребила, поцеловала... Как в старом анекдоте: "Когда-то эта