"Алексей Николаевич Кулаковский. К восходу солнца " - читать интересную книгу автора

страдания. В сущности, она ничего не может сделать, но этот шепот давал ей
некоторую возможность обдумать положение, пока все считали, что она занята.
Остальные бойцы тоже как бы отвлеклись из-за стонов смуглого соседа от своих
собственных дум. Они тревожились, что этот стон могут услышать враги, но
всей душой сочувствовали товарищу. Каждый в эти минуты думал о том, что
придется делать, когда этот боец перестанет охать и перекатываться с места
на место, что скажет Зина, найдет ли она хоть какое-нибудь спасение?
Как только Зина отошла от больного, в жите что-то зашелестело. Это она
услышала сразу, но не поверила себе. В таком душевном состоянии всякое может
примерещиться. Взглянула на бойцов. Заметила, что и те насторожились. Машкин
залег, словно приготовился к стрельбе, и здоровой рукой вынул из кармана
нож. Зашевелились, ища что-то в карманах, и некоторые другие бойцы. Шофер
вытащил из кирзового голенища ручную гранату.
- Зиночка, что это? - Светлана тихонько заплакала.
А Зина и сама ничего не могла сказать, только ей почему-то совсем не
было страшно: будь что будет, лишь бы скорее все кончилось.
Шелест послышался совсем близко, и кто-то глухим шепотом спросил:
- Где вы тут, братва?
Машкин вскочил.
- Ни дьявола не вижу, где ж вы тут? - продолжал тот же голос уже
немного громче. - Попрятались, ночлежники бисовы.
- Грицко! - чуть ли не крикнул от радости Машкин и, пригнувшись,
бросился ему навстречу.
Кавалерист сел на зеленый снопик и вынул из кармана свой скомканный
бинт.
- Прошу прощения, доктор, - обратился он шепотом к Зине, - приладьте
мне эту повязку снова.
- Зачем же вы ее сняли? - тоном настоящего врача спросила Зина.
- Мешала она мне, лоб гитлеру показывала в темноте.
Зина стала перевязывать Грицко и заметила, что лицо у него очень
печальное и расстроенное. "А голос совсем спокойный, - подумала она, - не
хочет парень показывать тревогу перед ранеными. Что ж, может, это и
правильно. Так и надо поступать сильному человеку".
- Почему же ты без машины? - спросил шофер и, как показалось Зине,
спросил требовательно, сурово.
Тут бы спросить, как парень добрался сюда, не попал в руки врагу, а не
требовать невозможного. Но у шофера была, видимо, своя логика. В такие
тонкие чувства он не вдавался, а знал одно: получил боец задание, обязан
выполнить. Это, в сущности, был приказ. И не одного человека, скажем,
командира отделения, а вот и Зины, и Светланы, и всех тех, кто лежит здесь и
молчаливо поглядывает, как Зина перевязывает Грицко лоб.
- И глаза мне завяжите, и глаза! - настойчиво зашептал Грицко, вместо
того чтобы ответить шоферу.
- Зачем же это? - безучастно спросила Зина, продолжая перевязывать.
- Чтобы не видеть, что творится вокруг, - еще тише произнес Грицко.
И Зина почувствовала, что ни капельки шутки не было в этих словах, что
они были сказаны только для нее одной.
Потом парень стал говорить уже для шофера и остальных бойцов.
- Пока высаживал я там из кузова эту корову, пока отбивал атаку хозяина
и особенно хозяйки, появились на краю деревни немцы. Ну, думаю, беда. Хозяин