"Геомар Георгиевич Куликов. Юрьев день (детск.) [И]" - читать интересную книгу автора

верит.
- Неужто Митька...
Сворачивает малый к Треньке и Мине и, подойдя, кланяется Треньке земным
поклоном:
- Здравствуй, государь Терентий Яковлевич!
- Митька! - оправившись от изумления, возглашает на весь двор Тренька.
- Митька! - и пускается в пляс вокруг старшего брата.
А Митька руки в боки, каблучками зеленых сапожек притоптывает - чем не
молодой сын боярский?!
Сколько себя помнил Тренька, видел он всегда Митьку в латаной одежонке,
босиком или в лаптях. Мудрено ли, что не узнал?
Останавливается Тренька дух перевести:
- Эва, какой красивый да гладкий! А по тебе мамка нынче плакала.
Перестал Митька каблуками стукать.
- С чего бы?
Рассказал Тренька про лишнюю, шестую ложку, что мать ненароком положила
на стол. Нахмурился Митька.
- Ладно, - сказал. - Аида на псарню.
Бежит Тренька вприпрыжку рядом с Митькой, любопытствует:
- Кем же ты теперь будешь?
- Стремянным княжьим.
- Ларька как же?
- Ларька ногу повредил. Меня вместо него взяли.
- А как выздоровеет?
- Тогда поглядим.
- Поди, недоволен Ларька-то?
- Еще бы, - усмехается Митька, - злобствует, спасу нет. Грозится:
изведу, мол, со свету сживу. Только еще бабушка надвое сказала - чей
верх будет!
Понятно Треньке: завидная должность быть княжьим стремянным.
На охоте всегда возле князя со сворой борзых. Того же Ларьку взять:
молод, чуть старше Митьки, а высокие при охоте люди заискивают. Не приведи
господь, князю нашепчет чего, оправдывайся потом. Уверен Тренька - Митька
ни на кого наговаривать не станет. Однако, глядишь, и его, под княжьей
защитой, никто не тронет.
Вошел Тренька следом за Митькой в сени псарного двора - просторно,
светло. Глиняный пол подметен и посыпан свежим песком. Посередке стоит
длинное, добела выскобленное и вымытое корыто, из которого два раза в
день, утром и вечером, кормят собак.
Увидел Тренька корыто, слюну проглотил, потянул Митьку за рукав:
- Слышь, я не евши сегодня...
- Оно и кстати. Ноне как раз остался лишний горшок каши.
- С мясом ли? - забеспокоился Тренька.
- Того сказать не могу, не знаю.
Прорублены в стене три двери. Одна - к гончим собакам, другая - к
борзым. А третья - в избу старшего борзятника Федора Богдановича.
Толкает Митька третью дверь и, к великому Тренькиному изумлению, входит
в борзятникову избу, ровно в собственный дом.
- Ты куда? - пугается Тренька.
- Куда надобно, Терентий Яковлевич, - отвечает Митька. - Живу теперь