"Владимир Кунин. Очень длинная неделя" - читать интересную книгу автора

дня страдальчески охала и демонстративно искала по всей квартире валидол...
Любу, наверное, тоже вызвали...
Она была замужем за Колей Самарским, полковником, преподавателем
какой-то военной академии. И Любе и Коле было по сорок, но Коля выглядел
моложе и был красив той породистой, интеллигентной красотой, которая
неожиданно встречается в самых простых семьях.
Жили они образцово: Люба работала экономистом в одном техническом
издательстве, Коля готовил докторскую диссертацию и знал все, что должно с
ним произойти в ближайшие несколько лет. Зимой они регулярно ходили на
лыжах, а летом отдыхали на юге. И, несмотря на то что каждая такая летняя
поездка заставляла Колю влезать по уши в кассу взаимопомощи, Коля был
доволен и рад за себя и за Любу. К Карцеву Коля относился просто и
благожелательно. Ему нравилось, что Карцев артист цирка, и Коля подолгу и с
интересом расспрашивал Карцева о том о сем... В чем-то Коля даже завидовал
Карцеву. То ли тому, что Карцев подолгу живет один, без жены, то ли
постоянной возможности Карцева к "перемене мест", то ли ежевечернему зримому
признанию успеха Карцева, то ли еще чему. Однако Карцев яснее ясного
понимал, что, если бы Коле предложили поменяться положением с ним, с
Карцевым, Коля отказался бы наотрез. И не потому, что Коля любил свою науку
больше всего на свете, а просто потому, что Колино положение солиднее,
звание убедительнее, перспективы яснее, да и что душой-то кривить - денег
больше... А деньги были очень нужны! Не Коле. Любе. Они нужны были на новую
мебель, на немецкую кухню, на какие-то потрясающие замшевые туфли, на
дорогой финский костюм для Коли, на тысячи разных необходимых мелочей.
Ни жадности, ни бабского накопительства - все в дом, все в дом! - у
Любы не было. Она искренне считала, что положение обязывает и что если жить,
так не хуже других. Поэтому вечные нехватки денег у Веры и Карцева Люба
воспринимала без сожаления, называя это "неумением жить".
Вера была часто должна Любе. Карцева это нервировало и раздражало, он
незаслуженно восстанавливался против Любы и при посещении их дома, из-за
боязни показаться бедным родственником, вел себя фальшиво, с каким-то
дурацким веселым превосходством и преувеличивал свои настоящие, а тем более
будущие заработки. По всей вероятности, Веру мучило то же самое, потому что
она невольно подыгрывала Карцеву во всем и даже позволяла себе вслух
иронизировать над своей "затянувшейся полосой временных затруднений".
В такие минуты Карцев был благодарен Вере, хотя и знал, что пройдет
час-другой, они останутся с Верой вдвоем, напряжение спадет, защищаться
будет не от кого и от "затянувшейся полосы временных затруднений" не
останется никакой иронии. Вера будет плакать и говорить злые и обидные
слова. А если Карцев неосторожно попробует ей напомнить, что она еще вчера
смеялась над суетливым мещанским благополучием какой-нибудь там Мирочки
Шевелевой, Вера станет некрасивая и обязательно закричит, что он, Карцев, ей
вообще никакого благополучия создать не может. Пусть-ка он попробует
заработать столько, сколько зарабатывает Мирочкин муж! И тогда Карцев тоже
закричит, что Мирочкин муж жулик и ворюга, а он, Карцев, воровать не пойдет,
даже если им придется сдохнуть с голоду!
Он, наверное, скажет что-нибудь еще - неумное и не обидное для Веры и
мучительное для самого себя. Потом он будет молча проклинать себя за то, что
женился на Вере, на женщине старше себя, которая просто плохо к нему
относится. Он будет завидовать Мирочкиному мужу, вовсе не жулику и не