"Елена Купцова. Другая жизнь " - читать интересную книгу автора

отвел глаза, чтобы не видеть страха, исказившего ее лицо.
- Не надо, а, дяденька? Я уже большая, я работать могу. Честное слово.
- Работать? - Вот этого он совсем не ожидал от нее услышать. -
Работать? А лет-то тебе сколько?
- В точности не знаю. Но пятнадцать наверняка есть. Ты не смотри, что я
ростом не вышла.
Он тогда дал слабину, не смог твердость проявить. Разнюнился, дурак
старый, взял грех на душу. Словно не за руку, а за сердце она его взяла
тогда своими прозрачными пальчиками.
Насчет работы она не соврала. Пробавлялась на рынке да у коммерческих
палаток. То товар разгрузить поможет, то за хозяйку у прилавка постоит, пока
та в кустах облегчается. И ни разу не украла ничего. А он за ней
присматривал дай Бог. Ни разу не поймал.
Ее уж и знали все. Прозвище дали - Танька Муха. Привыкли, вроде как
своя стала. Одно плохо. Мужики к ней так и липли. Да она никому и не
отказывала. Трахалась направо и налево.
- Ну чё ты, дяденька Федор? Я ж никому не во вред. Им хочется, прямо
мочи нет, и мне приятно.
И глаза такие невинные, чистые, как у блаженной. Зиму она у него
перезимовала, в баньке. Приходила тишком, как стемнеет, исходила затемно. Он
ее в дом звал, не пошла.
- Нельзя тебе, дяденька Федор. Ты здесь человек известный. Еще подумают
чего.
Вроде как заботилась, и ему это было внове. Странно и приятно. Он жил
бобылем, ни жены, ни детей, ни родственников. Пусто в доме и на сердце
пусто. А тут Танька. Он ей еду в баньке оставлял, ботинки новые. Ничего,
носила. Один раз деньги на лавку положил. Вернула.
И заметил он, что стали посещать его непрошеные мысли, одна другой
чуднее. Удочерить Таньку, отмыть как следует, в школу отдать. Потом замуж.
Ох, размечтался, старый, кто ж ее возьмет, непутевую. Она и так не
сегодня-завтра в подоле принесет. А что, тоже неплохо. Будет у него
ребеночек, вроде как внучок. Будет кого любить, кому дом этот оставить.
Вот об этом и думал сейчас участковый Сидоркин, глядя на распятое в
папоротниках Танькино тело, и чувствовал, как желчь подступает к горлу. По
ее белой ноге, обутой в купленный им ботинок, медленно ползла муха. А это
красиво, муха на коже. Ох, и придет же в голову. Он нервно сглотнул.
Пропади оно все пропадом! У какого подонка рука на нее поднялась?
Почему? За что? Он присел на корточки и, стараясь не смотреть на ее
обезображенное лицо, внимательно осмотрелся.
В траве что-то блеснуло. Обрывок цепочки. Он потянул. Из ее неплотно
сжатого кулачка выскользнул крестик. Сидоркин поднял его. На обратной
стороне были выцарапаны буквы "КМК", средняя выше остальных.
У Таньки креста не было. Видно, сорвала с шеи убийцы, а он не заметил.
Простой металлический крест, ничего особенного. Вот только буквы эти.
Инициалы или что еще?
Сидоркин поднялся на ноги и положил крест в карман. Надо еще осмотреть
все вокруг, хотя это вряд ли что-нибудь даст. Ни на кого из местных он и
подумать не мог. Он их знал всех наперечет. А приезжих тут пруд пруди.
Набедокурил, и ищи-свищи.
"КМК". Что же это все-таки может значить?