"Николай Курочкин. Смерть экзистенциалиста" - читать интересную книгу автора

вагонетка за вагонеткой заполняющей весь "ходок". Каждый новый ряд в "елке"
кладется под иным, но для ряда постоянным углом. Расстояние между кирпичами
во всей "елке" постоянное: семь сантиметров. И за смену - за двадцать одну
тысячу шестьсот секунд - каждый садчик должен уложить в "елку" минимум
восемь тысяч кирпичей! И нельзя допустить, чтобы "елка" рассыпалась, чтобы
сырые глиняные кирпичи ломались...
Саломатин стал помощником садчика. Его делом, было, затолкнув вагонетку
в "ходок", перешвырять кирпичи с нее садчику. А тот, стоя на свободно
шевелящихся, пока "елка" еще не закончена, брусочках глины, ловит кирпичи,
шлепает сырец точно на предназначенное ему место, подсказывает неопытному
помощнику, как брать кирпич, чтобы не развалился в руке, травит анекдоты и
не смолкает, даже когда выкладывает над своей макушкой решетку из
пятикилограммовых брусков.
В "ходке" темно. Мутно-серый свет, еле пробивающийся сквозь щели ворот,
двенадцатисвечовая лампочка да костерок.
Саломатину, у которого уже после первой вагонетки промокло от пота
теплое белье, а после второй - и лыжная куртка, непонятно, как тут
мерзнуть, но его садчик, бригадир Коля Сапегин, мерзнет и в кратких, минута
две, перерывах, пока электрокар везет очередную вагонетку, жмется к костру.
После первой смены Владимир устал так, что ночью не спал. После второй
не дошел до трамвая - идти было метров триста, - сел на обледенелое
крыльцо чьего-то дома и заснул. И снились ему и тогда, и в трамвае, и всю
ночь кирпичи, кирпичи, кирпичи... Тысячи, миллионы кирпичей, трещиноватых,
липких, холодных!
Но бригадир Сапегин оказался прав: "Самые тяжелые - второй час, второй
день и вторая неделя, остальное - чепуха!" На третий день было не легче, но
терпимее.


Глава 10. ПОГРАНИЧНАЯ СИТУАЦИЯ

Зиму Саломатин прожил как автомат: работа - столовая - библиотека -
кровать - все сначала. А раз нежным мартовским утром вышел из общежития с
запасцем, чтобы до завода пройти пешком... Но пошел почему-то в другую
сторону и весь день бродил вдоль Амура, дыша весной и вспоминая блоковское:
"...весенний и тлетворный дух..."
Именно тлетворный. Ну что он делает? Вот выгонят за прогул - куда
тогда деваться? Но и завтра он не пошел в "ад". Вышел в положенное время,
опять свернул не туда и просидел день в читальном зале за несуразным
"романом двадцати пяти писателей" в "Огоньке" за двадцать восьмой год. Пока
читал, не думал. А по пути домой пришлось ответить себе на вопрос: зачем же
было переезжать в Хабаровск и чем работа садчика ближе к подлинному
существованию, нежели труд преподавателя? Ответ был ясен: да ничем не ближе!
А что, если пожить просто так, нигде не работая, абсолютно свободно,
насколько денег хватит? Саломатин решил попробовать.
Он дни напролет сидел в читалке, подолгу гулял, часто ходил в кино
(иногда на два-три фильма в день): стоит копейки, а убиваешь часы. Соседи по
комнате были каменщики, они работали днем, а Саломатин в смену и по
скользящему графику, так что жил он как бы один в четырехместной комнате:
когда соседи дома - он спал, когда спят - работал, когда они на работе -