"Сергей Кутолин. Хромое время империи" - читать интересную книгу автора

человечьи, а как - то иначе, потому что всякое безобразие вносило в его
бы-тие появление нового лица, которое было иным, чем то к какому он привык,
и даже трогая губу, он иногда чувствовал, что у него из - под губы клык, ну
как у Азазелло...
Наблюдая за своими мучителями по жизни в разные эпохи, проживающими за
оргией оргию, имеющими и не только ванную и теплый клозет, он, приведенный
на убой, наблюдал, как они сытые и упитанные с удовольствием хрустят его
костями и наслаждаются его болью, а потом идут лапать баб, похотливо шлепая
губами, пьют коньяк и закусывают ананасами в шампанском и только потом, как
добропорядочные отцы семейств, отправляются воспитывать своих малолетних
отпрысков и наставлять семейным навыкам жен.
Для кого - то, может быть, будет солнце съеживаться к вечеру и
расширяться по утру, а для таких , как он из сжа-того горла храма будет
звучать только похоронный марш. И только они, сидя на своих бесконечных
собраниях, лжи-вых до самой макушки лысин, седин и покорных чубов, и только
они, но уже другие, шаркающие на балах и прие-мах, откушивающие омаров и
прочую снедь, будут кано-низировать своих падших героев и рассказывать своим
блядям и детям о бесстрашных душах душителей им подобных, запечатлевших свой
героизм смерти в предсмертном солнце времени от Египта с его тысячами
пирамид до бесконечных , занесенных снегом, полей России. В чахлом
палисаднике Урюпинска звезды также светят, как и в мировых столицах и так
же, точно так же смотрят людям глаза в глаза. Но никому и никогда не удается
уйти от своего счастья, - они все пронумерованы, и только несчастья грозным
призраком бытия сторожат людей вместе и по одиночке. И все эти несчастья
артачат толпу. Один заорал, потом второй и третий. И толпа, наваливаясь
своей грудой на них малых и сирых, толпа огромная и злая пригибает их к
земле, заставляет встать на четвереньки и лаять долгим, гавкающим страхом. А
толпа радуется и в соем громоглас-ном "одобрямс! ", бежит закусывать или
черной коркой, или подслащенной водой дармового компота в столовке, или
бутербродами с красной икрой, селедкой и водкой в горсоветовском буфете,
коли им там положено быть, как избранникам народа. И дней пегий снег
покрывает дома, улицы, закоулки, превращая радость в обыденность,
бара-банный бой сердец на фоне небесного золота в рай проле-тариата, у
которого в коммуне остановка, где дуги радуги уже на быстролетных тройках -
тачанках понесут их на небо живьем, там грудь пролетариата - медь литавр, а
в жилах радость весна, поскольку уже вся дворянско - буржуазно -
крестьянская сволочь втоптана в чернозем земли, по-тому как земле не рожать,
а строить коммунизм, потому как весь пролетариат взят живым на Большую
Медведицу, где и грудь его - медь литавр, пусть прокляты будут обыва-тели
трижды, пуст четырежды славится благословенная Революция, а пальцы
пролетариата всегды на горле мира. И в этом мареве гвалта Европа скройся,
мельчаясь, а рабо-тяга грудью своей атлетической в работе мельчающей, в
стельку пьян, готов к еде, других не надо им, - малы к обеду, где голод
крышка и мерило всего пролетариатом дан.
Эй, там, монархия!, зализоблюдилась на испанских каменьях слепящих и
белых, на яхтах сопящих в открытом море, где по бортам водяные глыбы
огромными годами описывают время, где океан Атлантический вздыхает и гремит
и к вам, сомнения нет, дойдет водяной ревкома, а капель партизанской воды
окропит их приказы и лозунги. Всеводная квадратура круга! , - без бурь
победы не будет. Все равно и у вас запотеет водноволновый ажурный местком. И