"Генри Каттнер. "Хотя держит нос налево"" - читать интересную книгу автора

логиков. Мы побеждаем логикой, поскольку арийцы - это суперраса. Но когда
сверхлюди понимают, что не могут справиться с собственным разумом...
Виттер вздохнул.
- В голове не умещается, что паршивая песенка может оказаться так
важна.
- От такого оружия нет защиты. Если мы признаем, что она опасна, это
удвоит или даже утроит ее значение. В данный момент множество людей имеют
проблемы с концентрацией внимания, некоторые не могут справиться с
неконтролируемыми ритмическими движениями. Представьте себе, что случится,
если мы запретим людям думать об этой песенке.
- А нельзя использовать психологию? Осмеять это явление, как-то
объяснить его?
- Да это и так уже смешно: абсурдный набор слов, претендующий разве
что на звание дури. Так что и объяснять нечего. Кроме того, поговаривают,
будто кое-кто находит в этой песенке какие-то намеки, а это уже верх
идиотизма.
- Да? Что вы говорите!
- На голод. На нужду. Даже на отход от идеалов национализма. Даже...
до чего вздорная идея... намек на... - министр указал взглядом на портрет,
украшающий стену.
Виттер удивленно хмыкнул, но после минутного колебания рассмеялся.
- Мне это даже не приходило в голову. Абсолютный идиотизм. Правда,
поначалу мне было интересно, как левантинское происхождение связано с
ненавистью к левакам. Может, какая-то этническая черта?
- Не думаю. Это скорее связано с... Гауптштурмфюрер Виттер!
Последовала немая пауза. Наконец Виттер поднялся, отсалютовал и вышел,
старательно ломая навязчивый ритм. Министр вновь посмотрел на портрет,
побарабанил пальцами по толстому рапорту, а затем отодвинул его в сторону,
чтобы прочесть машинописную бумагу с грифом "Срочно". И правда, дело было
срочное. Через полчаса фюрер должен был выйти в эфир с речью, которой ждал
весь мир. Она должна была объяснить кое-какие щекотливые вопросы -
например, русскую кампанию. Это была хорошая речь, превосходный образец
пропаганды. Передач должно было быть две: одна будет транслироваться на
Германию, вторая - на весь остальной мир.
Министр встал и начал ходить взад-вперед по пушистому ковру. Его лицо
кривила нервная гримаса. Был только один способ справиться с врагом:
задушить его. Встать к нему лицом и разнести в пыль. Если бы все немцы
обладали его ментальностью, его уверенностью в себе, идиотская песенка
никогда не набрала бы такую силу.
- Как там этот стишок? - бормотал министр. - Левой. Левой.
Левантинец с револьвером... - ну и что тут такого? Мне это нисколько не
вредит, не выводит из строя мой разум. Я повторяю ее, но только если сам
хочу. И сейчас я делаю это по собственной воле, чтобы доказать, что этот
стишок нисколько не опасен... по крайней мере, для меня. Пожалуйста: "Левой!
Левой! Левантинец..."
Министр пропаганды расхаживал взад-вперед, декламируя несносный стишок.
Он делал это не в первый раз... разумеется, только для того, чтобы доказать,
что он сильнее.

Адольф Гитлер думал о леваках. И о России. Кроме того, имелись и другие