"Генри Каттнер. Лучшее время года" - читать интересную книгу автора

Клеф устремила взгляд на картину с изображением моря, и
Оливер последовал ее примеру.
Картина жила, волны двигались. Больше того, перемещалась
сама точка наблюдения. Морской пейзаж медленно изменялся,
бег волн стремил зрителя к берегу Оливер не отрывал глаз от
картины, загипнотизированный мерным движением, и все
происходящее казалось ему в эту минуту вполне естественным.
Волны росли, разбивались и ажурной пеной с шипением
набегали на песок. Затем в звуках моря обозначилось легкое
дыхание музыки, и сквозь синеву волн начали проступать
очертания мужского лица Человек улыбался тепло, как добрый
знакомый. В руках он держал какой-то удивительный и очень
древний музыкальный инструмент в форме лютни, весь в темных
и светлых полосах, как арбуз, и с длинным загнутым грифом,
лежащим у него на плече Человек пел, и его песня слегка
удивила Оливера Она была очень знакомой и в то же время ни
на что не похожей. С трудом одолев непривычные ритмы, он
наконец нащупал мелодию - песенка "Понарошку" из спектакля
"Плавучий театр" Но как она отличалась от самой себя - не
меньше чем спектакль "Плавучий театр" от какого-нибудь
своего тезки, разводящего пары на Миссисипи (1).
- Что это он с ней вытворяет? - спросил Оливер после
нескольких минут напряженного внимания - В жизни не слышал
ничего похожего.
Клеф рассмеялась и снова потянулась к стене.
- Мы называем это горлированием, - загадочно ответила
она. - Впрочем, неважно. А как вам понравится вот это?
Певец-комик был в гриме клоуна, его лицо казалось рамкой
для чудовищно подведенных глаз Он стоял на фоне темного
занавеса у большой стеклянной колонны и в быстром темпе пел
веселую песенку, скороговоркой импровизируя что-то между
куплетами. В то же время ногтями левой руки он отбивал
какой-то замысловатый ритм на стекле колонны, вокруг которой
описывал круги все время, пока пел. Ритм то сливался с
музыкой, то убегал куда-то в сторону, сплетая собственный
рисунок, но затем вновь настигал музыку и сливался с ней.
Уразуметь, что к чему, было трудно. В самой песне было
еще меньше смысла, чем в импровизированном монологе о
каком-то пропавшем шлепанце. Монолог пестрел намеками,
которые смешили Клеф, но ничего не говорили Оливеру. Стиль
исполнения отличался не очень приятной суховатой
утонченностью, хотя Клеф, судя по всему, находила в нем свою
прелесть. Оливер с интересом отметил, что в манере певца
пусть по-другому, но сквозит все та же свойственная Санциско
крайняя и безмятежная самоуверенность. Национальная черта,
подумал он.
Последовали еще несколько номеров. Некоторые явно
представляли собой фрагменты, выдранные из чего-то целого.
Один такой отрывок был ему знаком. Он узнал эту
неповторимую, волнующую мелодию еще до того, как появилось